Екатерина Андреева – ведущая программы «Время» на Первом канале. Окончила МПУ им. Крупской и ВЮЗИ. Училась в «школе дикторов» у Игоря Кириллова. Лауреат телевизионной премии «ТЭФИ» в номинации «Ведущий информационной программы».

Главная заповедь врача – не навреди. Какова заповедь телеведущего?

Я не стала бы сравнивать профессию врача и телеведущего напрямую, потому что мы не вредим телу, если говорить о вреде. Но нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. Поэтому, наверное, заповедь журналиста может звучать так же, но, имеется в виду, не навреди духу и твоему сознанию. Например, вы все помните трагедию с подводной лодкой «Курск», когда наш экипаж попал в катастрофическую ситуацию, и все подводники погибли. Когда лодку вытащили, туда стали приезжать следователи, чтобы разобраться в этой ситуации. На судне работал следователь, по фамилии, допустим, Иванов. Одна из ведущих, говоря о трагедии, перепутала фамилии, и сказала, что обнаружено тело матроса Иванова (но фамилия была другая). Из-за этого у матери следователя, которая смотрела телевизор, случился сердечный приступ. Но Иванов был жив — погиб матрос, у которого была совершенно другая фамилия. Спасло только то, что соседка зашла за солью и, увидев бездыханную женщину, вызвала скорую и ее, к счастью, откачали. Так что, я думаю, вы правы. Не навреди – это один из постулатов и нашей профессии, нужно очень внимательно подходить к информации, оценивать ее и по многу раз проверять.

Правдоподобна ли информация, которую вы озвучиваете?

Информация, которую озвучиваю я, не просто правдоподобна – это и есть правда. В крайнем случае, я могу себе позволить не сказать что-то, что было бы угодно для некоторых групп лиц. Мы работаем на огромную аудиторию, а не на узкие группы, вроде олигархических или ОПГ (Организованная Преступная Группа прим. редакции). Я готова ответить за любое свое сказанное слово.

Есть ли на Первом канале цензура?

Цензуры нет, это невозможно, это даже смешно слушать. О людях, которые говорят о цензуре, складывается впечатление, что они еще не вышли из времен Советского союза. Как я уже сказала, мы работаем исходя из интересов большого количества людей. Естественно, у разных групп населения могут быть разные представления по той или иной теме, но умалчивать или не говорить чего-то, нет, практически, такого не бывает. Скажем, оппозиционно настроенные люди спрашивают меня про Михаила Ходорковского. Конечно, мы не отслеживали все его тюремные перипетии, но о том, что он был посажен, за что и почему, когда шло следствие, всегда на Первом канале вы можете узнать. Если же этого не происходит, мы не будем уделять этому особое внимание, как это делают, например, телеканалы «Дождь» или другие СМИ, но не потому, что мы это умалчиваем, а потому, что это не самая основная тема на сегодняшний день. Как возможна цензура с существованием интернета, разных газет, радио? Уже, наверное, я бы сказала, что надо в некоторых отраслях вводить цензу, иначе мы получаем ситуации, когда ребенок включает компьютер и видит перед собой порнографическую картинку. Это вопрос к цензуре в целом. А насчет политической цензуры, когда мы что-то утаиваем, — нет, в наше время это практически нельзя.

Вы поступали на Всесоюзные курсы повышения квалификации ТВ и радиовещания, и приёмная комиссия не сразу захотела вас брать. Почему?

Приемная комиссия посчитала, что моя внешность будет отвлекать зрителей непосредственно от новостей. Возможно, вот этот образ – зачесанные волосы – это способ быть немного строже, поэтому костюмы деловые, макияж спокойный.

Что, по-вашему, главное в работе телеведущего? Какие могут быть препятствия для этой профессии?

В принципе, для телеведущего самое главное – это умение быстро реагировать в кадре на странные ситуации, которых может быть много. Нужно уметь правильно выстраивать свою речь и быть убедительным, чтобы вас хотели слушать. Нужно уметь писать тексты самостоятельно. Бывают люди, которые могут чисто по внешним качествам не подходить. И голос – не приветствуется очень тонкие, писклявые голоса. А вообще, когда мозги плохо работают – вот это главное препятствие. Остальных препятствий нет. Главное – желание и понимание, что это ваша работа.

Бывают ли ситуации, когда вы прямо в эфире должны придумать текст к новости?

Вряд ли, потому что у нас на столе в студии стоит монитор, который вы не видите, но в нем идет весь список новостей от всех агентств.. Если что-то происходит, я могу быстро найти это и читать оттуда. Бывают ситуации, когда я уже в эфире, они могут впечатывать что-то прямо в суфлер. И тогда в ухо мне говорят: «Катя, у нас новое». Строчки меняются прямо у меня на глазах, ну, а что делать, приходится соображать и говорить то, что там написали. Мы все к этому готовы.

Как часто в эфире бывают нештатные ситуации?

Нештатные ситуации бывают каждый день, каждую минуту, я бы сказала. Например, у нас может не подняться сюжет. Это означает, что цифра не сработала, и в аппаратную материал не дошел из той монтажной, в которой он монтировался. А в этот момент эфир уже идет, а сюжет, который должен увидеть зритель, еще не поднялся. Вот, например, вам одна нештатная ситуация. Любая другая может быть: вырубился свет, такое у нас тоже было. Идет прямой эфир, и по какой-то причине начинает гаснуть свет. Ведущий продолжает в темноте рассказывать зрителям, что происходит.

Что вы посоветуете делать в такие моменты?

Здесь главное не паниковать и делать все по плану. Если тебе в ухо режиссер скажет, что мы прекращаем трансляцию, нужно как-то выкрутиться, сказать: «Извините, пожалуйста, дорогие телезрители, у нас небольшое техническое ЧП, мы все наладим и продолжим эфир». К нештатным ситуациям нужно быть готовым. Обычно в этой профессии остаются люди, которым вы говорите «а», а они сразу говорят «б», то есть они понимают, что нужно сделать. А если вы впадаете в ступор и замираете, то тогда эта работа не для вас.

Вы не получали журналистского образования, однако стали хорошим телеведущим. Как вы считаете, помогает ли журфак в этой профессии?

Вы знаете, когда я общаюсь с людьми, которые еще учатся в институтах, я всегда советую им получить какую-то другую специальность. Мне кажется, журналистское образование как-то ограничивает человека. По моему опыту и опыту моих коллег все, кто добились реальной известности в журналистике – это люди, у которых есть какое-то еще образование. Например, Константин Эрнст – генеральный директор первого канала – биолог. Евгений Киселев – журналист и телеведущий – Институт стран Азии и Африки. Журфак – это как повышение квалификации. Но это мое мнение. Если вы посмотрите, то чистых журналистов не очень много, потому что надо иметь более широкий кругозор и какую-то специальность, на которую вы опираетесь, а потом уже журналистика, как призвание.

Должен ли журналист быть универсален?

Есть такой подход, но я считаю, что все-таки должна быть ваша тема, в которой вы дока, а универсальность – это плюс к этому. И сейчас это тенденция такая, знаете, «по верхам». Возможно, это новое веяние, но, мне кажется, оно не оправдывает себя. В результате мы имеем людей, которые ни то, ни это хорошо не делают. Это и дает ту поверхностность, за которую ругают телевидение. А если есть какая-то своя тема и плюс ко всему наработана универсальность, эти люди становятся звездами. Например, Татьяна Бодрова – она уже была звездой, когда я еще была ребенком, в нее люди влюблялись по голосу, потом она стала делать репортажи о культуре…и вот эта ее узкая специальность сделала ее знаменитой. Не знаю, что бы было, если бы она «разбрасывалась» еще на какие-то другие темы.

В академическом русском языке существуют непривычные для телезрителей формы и ударения слов. Как вы считаете, обязательно ли телеведущему знать в идеале академический русский язык или он должен угождать среднему зрителю программы?

Нет, не надо угождать среднему зрителю, надо знать. Когда мы пишем тексты к эфирам, мы обязательно проверяем все по словарю. Но есть такие случаи, когда ударение или произношение слова настолько «дикое», что мы его меняем, чтобы не говорить людям непривычные им слова. Когда я первый раз услышала, что нужно говорить «судЕй», «фОльга», «йогУрт», я подумала: «Что это? О чем это? Катастрофа!».

Были ли у вас ошибки в эфире? Что может быть с журналистом, который часто ошибается?

Ошибки были, но не так много. Мы недавно, кстати, считали: пять раз за всю мою карьеру я оговорилась. Представляете, какое это ЧП, когда никто не забыл мои ошибки за столько лет? Если вы будете часто ошибаться, то сначала ваш руководитель чуть-чуть пожурит, потом это будет уже серьезный «наезд», а потом вас уже могут выгнать, ведь вы же пришли сюда не ошибаться, а работать так, чтобы зрители вас слушали. Вы можете ошибаться где и с кем угодно, но не на телевидении.

Скажите, сколько времени у вас уходит на написание текста для эфира?

Это происходит в течение дня, потому что какие-то новости мы знаем заранее, а какие-то – нет. И если я знаю, например, что сегодня юбилей какого-то человека, я уже с утра начинаю думать, как его поздравлять, а если новость сиюминутная, значит, на написание текста уйдет три-четыре минуты, иногда десять. По-разному. Все зависит от новости. У меня еще есть редакторы, которые мне помогают, потому что объем очень большой, и не всегда можно справиться в одиночку.

Смотрите ли вы свои программы?

Очень редко, когда вводится какая-нибудь техническая новинка, чтобы понять, правильно ли ты сел, туда ли ты смотришь. Это чисто технический просмотр. А чтобы сесть и смотреть… а зачем? Это все уже прошло, новость улетучилась, это ведь не книга, которую надо перечитывать.

Переживаете ли вы, когда ведете эфир? Как справиться с чувствами?

Вы знаете, эмоция эмоции рознь. Безусловно, я переживаю, внутри эти слезы есть. Но я не могу плакать в эфире в момент общения со зрителем. Это только сила воли, понимание, что вы должны это сделать, кто-то должен об этом сообщить, но при этом вы не имеете права разрыдаться и показать всем, что вам так же плохо, как и зрителям. Иначе эти эмоции начнут транслироваться через экран по всей стране. Иногда мне кажется, что на этой работе я задержалась, потому что я умею сопереживать, не сея панику. Паника – это катастрофическая ситуация, ее нельзя допускать. Даже если все плохо, все должны внутренне собраться и сказать: «Мы сейчас будем выходить из этой ситуации. Не знаем как, но выйдем». Нужно решать проблему по мере поступления.

Имеет ли ведущий право на высказывание своего личного мнения в программе?

Знаете, мы сообщаем новости. Это не передача с комментариями. Так или иначе, вы все равно поймете мое отношение по тому, как я это произнесла, какой текст написала, но, конечно, я не буду говорить: «По моему мнению…». Если иногда мне что-то очень не нравится, и мне приходится об этом говорить, я могу опустить глаза вниз. Никто не может запретить мне делать это. Но я стараюсь работать так, чтобы этого просто не происходило. Внутри программы, сюжетах мы тоже стараемся выстраивать сюжет так, чтобы были все точки зрения: «за», «против» и «нейтральная». Если говорить о том, могу ли я спорить с руководством, выстаивая какую-то точку зрения, — да, безусловно.

Вы ведете программу «Время» уже более десяти лет, как за это время изменилась работа на «Первом»?

Во-первых, у нас появилось много технических возможностей, и новости стали очень быстрыми. У нас есть, к примеру, вертолет, и мы можем долететь до места событий в течение получаса, если говорить о Москве и области. Во-вторых, из-за того, что сейчас много разных источников, то давить на прессу стало сложнее. На летучках мы принимаем решения, что давать, а что не давать, что показывать, а что не показывать, и никто тебе не диктует при этом. Раньше такую ситуацию себе представить было сложно, потому что был главный редактор, он все верстал и выдавал то, что он считал нужным. Я считаю, это принципиальное отличие.

Существуют ли конкуренция между корреспондентами ?

Конечно, можете быть уверенными. Если корреспонденты имеют возможность оттолкнуть других локтем, чтобы быстрее сообщить информацию, они это сделают. И это хорошие корреспонденты. А если они будут миндальничать, пропускать вперед конкурентов, то ничего не получится. Конечно, конкуренция существует, и по технике, и по подаче информации. Бывает даже так, что если мы имеем какую-то информацию от инсайдеров, но не имеем картинки. Мы будем давать это, пытаясь найти те видеоизображения , которые у нас есть, для того, чтобы выйти вперед конкурентов.

Какие основные источники информации у программы?

У нас много источников, но основные – это наши корреспонденты, агентство, которое работает по всему миру, наша корр.сеть, которая так же всемирно распространена. Ну, и инсайдеры, как я уже сказала, люди, которые могут поставлять нам информацию из разных стран и сфер. Если мы используем их информацию, мы их обычно не называем. Это основные источники информации. Большую роль может играть твоя собственная интуиция, потому что ты тоже можешь понимать, что сейчас важно, а что не важно.

Видели ли вы когда-нибудь прямую конкурентку в Ираде Зенайловой или же вы всегда были коллегами?

Я всегда отношусь к своим людям, с которыми я работаю, как к коллегам, а не как к конкурентам. Во-первых, мы работаем на одном канале, конкуренцию мы можем обсуждать всерьез, только если мы говорим о РТР, НТВ, ВЕСТИ-24 и другие каналы, даже западные. Конкурентом является программа, которая стоит напротив тебя. Сейчас у нас сетка выставлена таким образом, что сейчас против нас стоит программа Владимира Соловьева. Некоторое время он даже бахвалился (он любитель побахвалиться) этим, и ему, в принципе, есть, чем гордиться. Но рейтинги программы «Время» гораздо выше рейтингов его программы. Ирада работала много лет в нашей телекомпании, потом она стала телеведущей, и у нас совершенно разные «поляны», как мы это называем. У нее – аналитическая, а у меня все сиюминутно, и мне это больше нравится. Поэтому, нет, конкуренты – это коллеги с других каналов, а между собой мы – команда.

Почему большинство новостей в эфире носит отрицательный характер?

На самом деле, есть так много хорошего, но почему-то менеджерам кажется, что людям хочется больше кровавого. А я, например, последние лет пять не смотрю телевизор вообще. Я не хочу это пускать в свою жизнь. Одно дело – новости, а другое дело – документальные фильмы, передачи, ток-шоу, где идет один негатив. Мне кажется, найти положительную новость так же легко, как и отрицательную, вопрос только в запросе. Например, я с удивлением узнала, что в Брянской области живет американец, который имеет двести тысяч голов коров и готов заменить нам все австралийские поставки мяса. Это позитивная новость, но мы ее узнали только сейчас. Наверное, эти двести тысяч коров он вырастил намного раньше, а сейчас, когда всех клюнул в одно место жареный петух, мы вдруг о нем узнали. Я бы предпочла, чтобы мы о нем знали раньше, и тогда, может быть, страхов о том, что санкции по мясу нас коснутся, не возникло бы. Я не знаю, почему нужно показывать одну кровь.

Как вы считаете, в условиях информационного противостояния должны ли СМИ поддерживать национальные интересы и власть?

Скажем так, национальные интересы – сто процентов, да. Если власть национальные интересы поддерживает, значит вы автоматически будете поддерживать и власть. Для меня это однозначно. И, например, я в своей работе не хочу опираться на интересы США, их интересы должны поддерживать их журналисты, их общество, их элита и военные. У нас соответственно это должно быть так же, только со знаком «русская поддержка». Как говорил Наполеон: «Если вы не будете кормить свою армию, вы будете кормить чужую». Вы хотите кормить чужую армию? Я не хочу. Я не хотела бы видеть здесь солдат Соединенных Штатов, как в Сирии, ни с миротворческой миссией, ни с гуманитарной, ни с военной. У них есть своя страна, они должны у себя наводить порядок.

Каким СМИ доверяют в мировом сообществе журналистов?

Существует мнение, что одно из самых объективных средств массовой информации, – это общественное телевидение ВВС, потому что оно в меньшей степени зависит от государственных структур. Но сейчас, когда мировая картина событий меняется, и становится понятным, что старый мировой порядок «трещит по швам», уже и ВВС, наверное, стали не такими объективными. У меня есть подруга, которая работает на этом канале. Она мне рассказала, что репортаж, который она сняла, не прошел в эфир. Главный редактор посчитал, что там представлены слишком пророссийские события, хотя ей материал казался объективным. Поэтому, мне кажется, сейчас уже никого нельзя считать объективным. Надо смотреть разное и понимать, что вам ближе. Но, безусловно, самый лучший вариант – это поехать туда, где все произошло, и увидеть это своими собственными глазами.

Есть ли разница между новостями на ОРТ и на других каналах, например, «Россия» и «НТВ»?

Скажем так, конечно, разница есть, потому что люди разные, корреспонденты разные. Если говорить о НТВ сейчас, то НТВ – это какая-то жесткая история с кровавыми событиями, причем не только в новостях, а вообще на канале. Быть очень объективной сейчас я не могу, потому что, как я сказала, я очень редко смотрю телевизор. Я сосредоточена на своей работе, а то, что делают конкуренты, в меньшей степени меня интересует. Но разница, наверное, вам, как зрителям, даже лучше видна. Мы же внутри сидим, и я не могу успеть отсмотреть все их программы.

Разные источники освещают события совершенно по-разному. Как понять, где истина?

Это сложный вопрос. Истина у каждого человека будет своя, и надо выбирать то, что вам ближе, что вам кажется верным. Если у вас есть интуиция, то вы не ошибетесь. Я, например, редко ошибаюсь в оценках, если мне предлагают разные версии события. Но если у меня есть сомнения, я постараюсь изучить ситуацию глубже. Если у вас три источника информации, и все три говорят разное, попробуйте найти еще четыре и посмотрите, что будет. Потому что если все говорят «да», это еще не значит, что они правы. Это очень субъективно, и полагаться надо на свои знания, на свою интуицию и на понимание процессов. Например, ситуация с Малазийским самолетом в Донецке. Оценивайте ситуацию по информационному ряду. Шаг за шагом вы разбираете это происшествие. Я делаю так, а не верю на слово, если что-то где-то прочитала. Это помогает вам развивать ваш мозг. И если вы будете действовать именно так, то рано или поздно вы сами создадите свое мнение, которое будет аргументировано.

Достигли ли вы пика своей карьеры, или же вы считаете, что есть возможность развиваться дальше?

Всегда есть возможность развиваться. Пока вы живы, вы развиваетесь. И даже когда вы умерли, ваша душа начинает новый виток развития. Поэтому это развитие бесконечно, наверное, в этом и есть ценность жизни, вы не можете остановиться. Я всегда говорила, что, независимо от того, какую профессию вы выбрали, в ней можно достичь высот. Я всегда привожу в пример одного человека. В нашем соседнем дворе есть самый лучший дворник в Москве. Он – гений. Потому что так, как делает это он, не делает никто. Спросите, хочет ли он быть олигархом? Я думаю, что нет, потому что он выполняет то, что может, и его за это любят. То есть если вы находите свое дело и делаете его на «десяточку», и если ко всему добавлять еще чтение книг, походы в театры, общение с друзьями, любовь, которой вы наполняете себя, свой мир и окружение, то это и есть ваше развитие.

Ведущие не присутствуют на самом событии, а рассказывают о нем по словам корреспондентов. Не хотелось ли вам быть корреспондентом, освещать происшествие с места событий?

Сложно сказать. Это две разные профессии. Так вышло, что я оказалась ведущей, и не думаю о том, была бы я хорошим корреспондентом или плохим. В принципе, может быть, у меня получилось бы, но это, опять же, можно понять, только когда начнешь работать. Наверное, это все-таки не моя природа, если бы она была моей, я бы в эту реку вошла. Мне кажется, что у меня лучше получается это «продавать». Когда я работаю с текстами корреспондента, я вижу, что у него самое «вкусное», за что надо зацепиться, чтобы зрители уже захотели не меня смотреть, а его.

Какие сложности в работе на Первом канале вы испытали? Как вам удалось их побороть?

Особых сложностей я не испытывала, потому что я люблю учиться и всегда открыта к знаниям и к критике. Я спокойно отношусь к тому, что мне говорят, даже если мне это не нравится. Я никогда не занимаюсь внутренним «самокопанием», чтобы думать о том, как обо мне кто-то подумал, виновата ли я в чем-то, нужно ли что-то переделать… Я стараюсь сделать, а потом, если хорошо сделала – похвалить себя, а если плохо – понять, что не так, чтобы в следующий раз не допустить эту ошибку. И, кстати, я всем советую делать свое дело хорошо и не заниматься внутренними «самокопаниями». Поэтому, если говорить односложно, трудностей при приеме на работу и последующей работе на Первом канале у меня не было. А если они были, значит, я о них уже не помню.

Насколько сильна конкуренция при трудоустройстве, если говорить конкретно о Первом канале, о должности ведущего и корреспондента?

Сложно сказать по поводу ведущих, потому что у нас давно не было конкурсов, и это, кстати, неправильно, потому что нужно искать людей. И когда-то так и было: проходили какие-то отборочные туры, конкурсы, со всей страны приезжали люди, и всегда можно было найти интересных ведущих. Сейчас все это происходит из внутренних резервов, выбирают из тех, кто уже работал корреспондентом или редактором. Но ведь, все-таки, страна большая, она не ограничивается только рамками Москвы. А что касается именно трудоустройства на Первый канал, то у нас есть сайт, на котором представлены вакансии, и у нас много корреспондентов, которые попали к нам именно таким образом.

Какие выпуски программы «Время» вам особенно запомнились и почему?

Вы знаете, всегда запоминается все самое печальное. Но у меня есть такой выпуск, который лежит где-то в сердце, и он относится к положительному. Много лет назад в рождественскую ночь мужчина из Владивостока пошел гулять с собакой Альмой в какой-то лесок на окраине города. Альма никак не хотела уходить, тянула хозяина внутрь леса, и, когда они углубились в чащу, она стала рыть что-то около дерева. И вдруг оказалось, что там лежит ребенок, завернутый в какой-то полиэтилен и легкую тряпочку. На улице мороз, а ребенок родился буквально часов пять назад: даже пуповина была не отрезана.Мужчина засунул все, что было за пазуху и понесся… Он добежал до больницы и упал прямо там без чувств. Ребенок оказался совершенно здоров. Назвали ее Снежаной. А у семьи этого мужчины пятнадцать лет не было детей, и они ее удочерили. Эта страшная история закончилась так позитивно. Вот это запоминается для меня даже больше, чем кровавые сюжеты и драмы.

Вы говорили, что игра с папой в шахматы очень помогла вам в журналистике. Каким образом это помогает в профессии телеведущей?

Это развивает мозг. Вообще любые интеллектуальные игры, необязательно шахматы, даже разгадывание кроссворда. Я всегда всем советую хотя бы два-три раза в неделю посвятить время разгадыванию ребусов, шарад и кроссвордов. Число нобелевских лауреатов в области физики частенько входят в число долгожителей, потому что так много работают головой. Развивая мозг, вы развиваете свою собственную жизнь в правильном направлении. Те же шахматы можно переложить в жизнь и думать: «Как бы я сделал, если бы…». Вот эти визуальные образы шахмат как события вашей жизни. Это очень интересно.

Расскажите о своих первых минутах эфира. Есть ли у вас волнение сейчас, или оно уходит с опытом?

Волнение у вас будет всегда, даже когда вы хорошо отработаете много лет, и уже вроде как вы привыкли ко всему. Но в первые моменты эфира у меня было так, что казалось, сердце вылетит из груди, это ужасно страшно, ощущение, что вы задохнетесь сейчас же. Но надо это перебороть и начать говорить. Я слышала, что у мужчин это происходит проще, а у женщин процесс адаптации длится дольше. Это вопрос вашего психотипа. Это страшно, а потом привыкаете.

Фаина Кутовая

Ученица 10 классы «Школы будущего» № 2030. Окончила музыкальную школу №44 по классу арфы. Увлекается поэзией, литературой, баскетболом, чтением и изучением английского и греческого языков.  На курсы журналистики Московской школы журналистики им. Владимира Мезенцева в ДомЖуре пришла 15 сентября 2013г.