Иван Князев — телеведущий, академический руководитель образовательной программы «Журналистика» Института медиа НИУ ВШЭ — об учебном офисе, профессии и изменениях в ДВИ.

— Почему учебный офис, созданный для помощи студентам, не справляется со своими задачами? Будет ли решена эта проблема?

— Вопрос, что называется, с подковыркой. (Смех) Здесь есть два момента. В большинстве случаев, когда возникают сложные ситуации, случается так, что студенты сами не озаботились в решении каких-либо вопросов. О чём я говорю? О том, что проследить, чтобы у тебя была проставлена оценка, вовремя проверена работа или какие-то документы не потерялись, может сам студент, это его ответственность. Почему? Вы уже взрослые люди, и сами отвечаете в большей степени за то, как получить знания. Мы преподаватели, административный персонал, сделаем всё, чтобы эти знания дать, но мы не можем усвоить их вместо вас. В большинстве сложных случаев бывает так, что студенты забывают про свою ответственность. Не записался на какой-то предмет либо что-то где-то не получилось сдать. Выясняется: где ты был до этого, почему не проследил, всё ли прошло идеально, все ли документы куда надо дошли, все ли преподаватели всё, что нужно, сделали, связался ли ты сам с преподавателем. В общем, что ты сделал для того, чтобы ситуация не приняла критический оборот. Это такие элементы взрослой жизни. Университет — это не школа, где учатся дети, за которыми нужно ходить, наблюдать. Здесь взрослые люди. Наши студенты работают уже на первых, вторых, третьих курсах. А это взрослая жизнь, в ней нужно уметь брать ответственность в свои руки. Это один момент.

Второй момент: студентов очень много. В учебном офисе большой поток различных обращений. Иногда они забывают о них. Бывают технические сбои, или человек просто на что-то не успел ответить и так далее. Мы все небезгрешны. Стараемся максимально автоматизировать процессы, довести их до совершенства, но накладки случаются. В этом плане всегда есть маленькая опция: обратиться к академическому руководителю, причём заранее. Я всегда это говорю всем студентам: «Ребятки, приходите ко мне до того, как появляются проблемы, тогда их решать будет гораздо проще».

Буквально вчера мне написала девочка. У неё были проблемы со сдачей одного предмета, подготовленного другими департаментами. Дошло дело до того, что под угрозой было получение диплома, а это студентка четвёртого курса. У неё что-то не получилось, где-то она пропустила, чем-то не подстраховалась, не озаботилась и не могла получить оценку за этот предмет. А это фактически пересдача, на новый год и так далее. Но она сделала абсолютно правильную вещь: пришла к нам, ко мне и моему коллеге. Мы в этот процесс вмешались уже административно, связались с тем департаментом, переговорили, нашли варианты удачные решения этой проблемы. Она мне написала накануне: «Иван Андреевич, всё хорошо, я выхожу на диплом, мы всё сдали, всё получилось». Поэтому в сложных ситуациях всегда есть опция обратиться к академическому руководителю. Мы поможем. Но это опять же до того, как вы уже попытались решить проблему сами, а ещё лучше, до того, как проблема вообще наметилась, можно прийти и подстраховаться.

— Если бы Вам сейчас нужно было выбирать профессию, пошли бы учиться на журналиста?

— Да, пошёл бы. Я люблю эту профессию. Она каждый день открывает для тебя что-то новое. Ты никогда не знаешь, с кем познакомишься завтра, с какими людьми тебе придётся общаться. Сегодня у тебя интервью с чиновником, а на следующий день ты делишься опытом с молодыми абитуриентами в Домжуре. Это классно! Работая в каком-нибудь офисе, я бы не смог столько всего увидеть, узнать. Всегда общение с людьми — это работа с ними и для них. Это очень классно. Поэтому я бы ещё раз пошёл по этому пути.

— До 2022 года многих интересовало «Заменит ли журналистов искусственный интеллект (ИИ)?», сейчас — «Станет ли журналистика пропагандой?» Вы, как профессионал в данной сфере, можете ответить на эти вопросы?

— ИИ не заменит профессию журналиста ещё в очень долгой перспективе. Почему? Потому что я пытался заставить Chat GPT написать мне анонс. Он пока с этим не справился. Но это один момент. Рано или поздно, понятно, системы будут более совершенными и смогут лучше справляться с какими-то задачами. Но человек — существо социальное. Мы любим общаться с другим человеком, и суть работы журналиста, как я уже говорил, это работа для людей. А мы так устроены, что нам не очень нравится общаться с машинами, иначе зачем бы мы разговаривали друг с другом. Если ты, конечно, интроверт и вообще не любишь коммуницировать с другими людьми, то да, тебе, может хватить общения с телевизором, с помощником Алисой или любым другим, но это будут исключительные случаи. Человек любит взаимодействовать с другим человеком, так уж повелось. Соответственно, ИИ не сможет это никаким образом заменить. Но помогать он нам будет. Каким образом? Я помню те времена, когда интернет не был в таком широком доступе: в нашей редакции была возможность пользоваться интернетом час в сутки. Мы искали новости, созваниваясь с ньюсмейкером и записывая их на бумажку. Потом появился Google, и ты на любой запрос целую страницу информации соберёшь, и тебе этого достаточно для того чтобы написать материал. То же самое произойдёт с ИИ. Мы будем им пользоваться, он — нам помогать. Но он не заменит нас как живых существ, то есть частичку души он в твою работу не вложит, поэтому мы ещё долго будем нужны.

По поводу второго вопроса. Многие превратно понимают слово «пропаганда», например, в пропаганде здорового образа жизни (ЗОЖ) ничего плохого нет. Это популяризация ЗОЖ. Сейчас есть такой термин как «постправда», когда эмоциональное восприятие какого-нибудь факта довлеет над тем, насколько действительно это является фактом. Всё зависит от того, какие процессы будут происходить в обществе. Оно будет становиться здоровее в целом, не только в нашей стране, вообще в мире: меньше будет нужды в таких явлениях. Пропаганда очень часто тяготеет к манипулятивности: она пытается что-то навязать своей аудитории (определённое отношение к определённым процессам). Сейчас в мире много сложных процессов происходит, поэтому к этим методам, к сожалению, прибегают. При нынешнем потоке информации человек может запутаться, не успеть переварить такое огромное количество информации, которое на него сваливается и, соответственно, когда та или иная страна, если мы берём какой-нибудь конфликт, хочет кого-то в чём-то убедить, использует методы пропаганды, так как есть определённые цели и задачи. Сила, как в том фильме, в правде. Если ты откровенно врёшь своей аудитории, рано или поздно она это почувствует. Если ты уверен в том, что та информация, которую ты публикуешь, является правдой, чем-то справедливым и так далее, то твоя аудитория тоже это оценит. Но в негативном значении пропаганда, конечно, плохое и неправильное явление, но это всё зависит от того, насколько здоровое общество. Чем оно будет здоровее, тем меньше будет нужды в пропаганде. Я надеюсь, что до этого когда-нибудь дойдёт.

— Сложно ли сейчас оставаться журналистом, не нарушая нормы морали?

— Нет, на самом деле ничего сложного в этом нет. Мы же все остаёмся людьми. Самое плохое для журналиста — это давать объективно непроверенную или ложную информацию. В нашей работе ничего не изменилось: мы как раньше занимались фактчекингом, так и сейчас продолжаем это делать. В государственных СМИ вопрос проверки фактов стоит гораздо острее и серьёзнее. Почему? Потому что это репутация. Испортить репутацию проще пареной репы, а восстановить доверие аудитории сложно. Да, ты можешь на каких-нибудь хайповых или откровенно неправдивых вещах завоевать аудиторию, которой будешь говорить то, что она хочет слышать, но рано или поздно это всплывёт, и ты потеряешь людей, при этом все к тебе будут уже относиться, как к СМИ, которое просто врёт. А серьёзные СМИ не могут себе этого позволить. Здесь нет каких-то сложных моральных вопросов, более того, если брать нашу страну, у нас достаточно открытое общество, и гражданские институты, гражданское общество тоже работают, просто иногда ситуация диктует свои условия.

— Какое наказание ждёт журналиста, если в прямом эфире он неправильно употребит какой-либо термин или упомянет человека, фамилию которого нельзя называть?

— А какие фамилии у нас нельзя называть? Иноагентов? Их же можно называть только с пометкой, что это иноагент или запрещённая организация. Если журналист это не сделает, то издание оштрафуют согласно законодательным нормам. Если термин неправильно употребит, это, конечно, больше взывает нас к профессиональной подготовленности журналиста. Наверное, ему скажут, что он не всегда соответствует высоким требованиям. Нужно лучше готовиться к эфиру. В общем, поругают, наверное, могут уволить. От ошибок никто не застрахован.

— Если СВО назвать войной в прямом эфире?

— Были такие случаи, называли. Это всё нас приводит опять к тому, на что мы опираемся в нашей работе. Мы опираемся на определённые, в том числе и законодательные, нормы. Если у нас СВО расшифровывается как «специальная военная операция», то мы не можем идти против этого факта, значит, мы будем так её называть. В личной беседе каждый называет по-своему. Мы же работаем для аудитории и даём какую-то официальную информацию. Соответственно, факты перевирать не стоит.

— Почему за упоминание иноагентов или запрещённых соцсетей в ДВИ аннулируют работу?

— Есть два федеральных закона, которые регулируют весь этот процесс. Я не юрист, но в двух словах могу объяснить, хотя, прежде чем ввести такие критерии, мы получили консультацию и опирались на мнение профессионалов в этом вопросе. Есть два федеральных закона, я их сейчас не процитирую, но там чётко прописано, что эти работы будут публичными, что часть из них пишут несовершеннолетние люди, что тоже попадает под действие этого закона. В общем, в связи с этой ситуацией мы обратились к юристам. Они сделали заключение — мы эти нормы применили.