Не так давно у нас выходил материал о военных корреспондентах времен Великой Отечественной войны. Мы решили поговорить об этом более подробно со Светланой Ахметдитовной — военным корреспондентом и редактором канала «Звезда», телевизионным корреспондентом программы «ЧП» на НТВ, «Человек и закон», автором документальных фильмов для Первого канала и ЕМГ (Россия 1, Москва 24) и преподавателем Школы журналистики имени Владимира Мезенцева при Центральном Доме журналиста.

— Как правильно брать интервью у военных?

— Это очень хороший вопрос. Есть ряд нюансов. Во-первых, они не чиновники и не прохожие на улице, они в первую очередь на работе. Поэтому военные не очень располагают в интервью и не воспринимают вопросы всерьёз: не сегодня, так завтра они могут попасть в сложную ситуацию или вообще погибнуть. Они довольно закрыты и имеют на это полное право, строят эмоциональные стены во время разговора и «пробить» их очень-очень трудно.

Нужно очень тонко подходить к ним и, как показывает моя практика, интервьюер должен расположить к себе не с позиции журналиста, а с позиции друга, проявлять апатичность, солидарность, понимание.

Во-вторых: они не готовы с места, с кондачка рассказывать о каких-то своих эмоциональных переживаниях.

Например, был проект для телеканала «Звезда», где нужно было взять интервью с военными о том, что они думают о родине.

Однако настоящих эмоций удалось добиться тольно на 40 минуте интервью. То есть нельзя сразу взять и надавить на человека. Наоборот, плавно переходить к теме. А иначе это не похоже на диалог.

Однако, с другой стороны, я знаю, что очень много солдат, особенно на СВО, даже с уважением относятся к журналистам. Военные поддерживают решение депутатов давать военкорам награды, потому что понимают, зачем они там. Мы, так же как и они, находимся под прицелом и можем попасть под один обстрел. Но всё-равно приезжаем туда, чтобы рассказать о событиях остальным.

— Если журналист попадает в горячую точку, что ему нужно будет делать в первую очередь?

— Мне повезло, я прямо в горячей точке не была, потому что туда только определенных корреспондентов пускают. Однако я видела один документальный фильм, который пошёл снимать мой коллега, и вот они со съёмочной командой попали под реальный обстрел. Он был снят сначала для фестиваля, а потом его показали на RT. Я общалась с коллегой и спросила: «Что было в моменте?» Мне ответили: «В моменте было очень страшно». И оно действительно было так. Корреспондент после выстрела в кадре сказал, что ему страшно; было видно, как его трясло, потому что невозможно предугадать, как сработает психика. Оператор ни на минуту не остановился и продолжил снимать. Понятно, что вояки в тот момент выполняли задачу — у них не было времени на стресс. Было видно, как одни подносят оружия, как другие бегут перевязывать ногу…

То есть оператор устоял в этот эмоционально–психологический момент, а корреспондент не выдержал. Здесь всё очень индивидуально. Можно давать много советов, но когда попадаешь в реальную ситуацию, под обстрелы, то стоит вопрос психики и внутренней стойкости. Совет «Не паниковать», какой-то дурацкий: состояние человека совершенно не зависит от настроя, только от него самого и его психики.

— Что же тогда делать корреспонденту в такой ситуации? Неужели придется выключать камеру?

— Тут двоякая ситуация. Настоящие журналисты всё-таки хотят снимать военные события в полном масштабе. Например, всё те же ребята, которые сняли часовой проект, выиграли какой-то приз. Это произошло потому, что они не перестали снимать даже оказавшись под обстрелом. Это редкая журналистская удача: не просто поснимать расположение или подготовку к бою, а попасть в реальную ситуацию и снять все моменты. Если вдруг такое произошло, то, конечно, никто не будет выключать камеры, и ни один журналист или оператор не будет останавливать работу — эксклюзивные кадры могу быть раз в жизни.

—  Если на месте боевых действий есть свидетели, то как их опрашивать?

— Здесь нужна тонкая, профессиональная работа. В наших профессиях (военный и журналист) есть одно особенное сходство. Мы всё-таки охотники за эксклюзивом, поэтому чем более эмоционально и откровенно человек будет рассказывать, что прочувствовал и пережил, тем лучше будет для зрителя. Необходимо соблюдать баланс: выводить человека на сильные эмоции и в то же время надо отдавать себе отчёт в том, что мы повторно погружаем человека в эту травму.

Если мы чувствуем, что человеку тяжело, и он переходит уже в истерику (особенно женщины или дети), то нужно останавливать интервью и успокаивать человека. То есть топить до последнего и выжимать все подробности вне зависимости от состояния человека уже неэтично и непрофессионально.

— То есть вопросы для опроса свидетелей или военных можно и придумывать на ходу?

— Корреспондент к любому интервью готовится заранее и формулирует вопросы, чтобы никакого ступора не было. Но, как показывает практика, верх всегда берёт живой диалог. В моменте вы можете придумать тридцать вопросов и ни на один из них человек отвечать не будет в силу того, что не знает, не принимал участия, не был рядом, не видел сам, но может рассказать что-то другое: то, что вы совершенно не ожидали и к чему не были готовы. Интервью — это всегда живой организм. Спикер может увести вас в очень-очень интересные дали и, безусловно, останавливать его нельзя, пускай рассказывает.

— Есть ли какие-то темы, которые не стоит затрагивать в интервью?

— Есть. Мы можем это спросить в интервью, но до массового зрителя это чаще не доходит. Как правило, это какие-то откровенные вещи. Например, подробности насилия или насильственных действий, мы об этом не рассказываем в красках. Считаем, что не нужно травмировать ещё и зрителя. Бывает так, что мы эти подробности опускаем, поэтому операторы не всегда снимают откровенные сцены насилия. То есть если человека разорвало на куски или у него оторвало ногу, мы стараемся это не снимать. Во-первых, это не попадёт на большой экран, а во-вторых, есть нормы, которых мы придерживаемся и какие-то подробности из истории человека можем не выдавать обществу, зрителю. Бывает так, что герой сам просит: то, что я вам рассказал, очень личное, не стоит, чтобы вы говорили об этом всем. Конечно, этика присутствует. Думаю, только жёлтые журналисты не воздерживаются от огласки подробностей, но даже среди них есть много достойных людей, которые понимают, что можно, а что нельзя.

Корректор: Алина Каракулян