Наргиз Асадова – журналист, бывший главный редактор «PublicPost», ведущая передач радиостанции «Эхо Москвы».

— Расскажите, по какому принципу вы выбираете авторов рубрики «блоги» на «Эхо Москвы»?

В основном это известные люди. Важно, чтобы они писали на злобу дня. Что такое рубрика «opinion»? Это мнение человека, которого вы за что-то уважаете, за которым вы следите. Чем более неожиданные тексты пишут, тем интереснее. Например, Ксения Собчак начала свою политическую карьеру с блога на «Эхо Москвы». До этого момента к ее мнению никто не прислушивался: для всех это была светская львица, которая ведет «Дом 2». После общения с Ксенией Венедиктов понял, что ей есть о чем сказать и предложил написать свое мнение о каком-то политическом событии. После этого он опубликовал текст Ксении без указания имени автора. Люди согласились с высказанной точкой зрения, оставив много положительных комментариев. И когда «Эхо Москвы» сообщило о том, что автором текста является Ксения Собчак, читатели были приятно

удивлены. Соответственно, отбор был такой: известная личность, которая пишет на злобу дня.

— Как вы относитесь к тому, что первые новости в российских СМИ могут быть не связаны с нашей страной?

Всегда нужно учитывать новостную повестку дня. Если в данный момент определенная новость, не связанная с Россией, самая важная, то не вижу ничего плохого в том, что она находится на первом месте.

— Каких целей, поставленных перед открытием «PublicPost», удалось достичь?

Через год после открытия проект стал одним из самых популярных медиаресурсов интернета. По некоторым тематикам мы стали самыми популярными, достигли узнаваемости.

— А чего достичь не удалось?

Конечно, хотелось бы дальше существовать. Планов было много, но они не осуществились, так как проект закрыли.

— В 2013 году был создан проект «Лингва франка», цель которого узнать, как живут наши соотечественники в странах бывшего СССР. К какому выводу вы пришли?

Итог такой: влияние России в этих странах уменьшается, а русский язык теряет популярность.

— Как вы считаете, почему сегодня политической журналистикой заниматься стало сложно?

Во-первых, сейчас в стране тяжелая политическая ситуация. Во-вторых, в России нет политической конкуренции. 70% моих коллег сменили профессию или уехали за рубеж, потому что им психологически тяжело.

— Думаете, такая обстановка только в России?

Если рассматривать Америку, то там есть политическая конкуренция. Люди, которые имеют альтернативные точки зрения, могут их высказывать и при этом оставаться в безопасности. У них, например, есть возможность выступать в эфирах местных телеканалов.

Приведу пример: я ездила освещать парад Ку-клукс-клана и очень удивилась, что в стране, где Барак Обама смог стать президентом, вообще может существовать такая организация (смеется). — А почему правительство не может это запретить? Это совсем не то, что нам показывают по телевизору. На этом параде были три калеки, к которым присоединились скинхеды. И вот эти двадцать пять человек гордо прошли по городу, а затем мирно разошлись. После мероприятия у меня был разговор с мэром, который рассказал о том, что если бы участники парада призывали к насилию, то их привлекли бы к суду. Но высказывать свое мнение им запретить нельзя. Также я застала два гей-парада. Проходят они прилично, это никак не задело мои чувства и тем более не вызвало отвращения. Все люди разные, воспринимать их нужно такими, какие они есть. Я не считаю, что это пропаганда и не верю в то, что сам факт разрешения подобного может кого-то сбить с пути истинного (улыбается). Америка с точки зрения принятия «других» всегда была на шаг впереди.

— Вы видели действительную готовность решить эти проблемы?

Да, да. Это ни в коем случае не «показуха». Мой старший ребенок учится в Америке. В его школе есть ребята из разных стран. Сначала каждый говорил на родном языке. Но уже через полгода все дети начали разговаривать друг с другом на английском. У них есть уроки, на которых учителя просят детей рассказать об особенностях своей страны, дать другим попробовать национальную еду. Это, безусловно, развивает детей. А что сейчас у нас? Если в российскую школу придет ребенок со своими национальными традициями, которые он будет соблюдать, велика вероятность того, что он не будет понят окружающими.

— И что с этим делать?

Все очень просто. Например, в вашу школу пришли «тру» исламисты. Если они расскажут другим, почему относятся к этой идеологии, то, возможно, часть детей поймет их и перестанет замечать вещи, которые сначала могли показаться странными. Это не обязывает других разделять исламскую идеологию. Такой подход помог бы найти общий язык. — Как вы считаете, нужно ли в российских школах вводить уроки, на которых с детьми разговаривали бы о религии? Мне кажется, это было бы очень полезно. Плохо, если это миссионеры, которые будут пытаться внушить вам свою точку зрения. Плохо, если разговоры будут только об одной религии. Мне бы хотелось, чтобы на этих уроках также изучали историю.