Х Всероссийский конкурс имени Владимира Мезенцева «Юные журналисты России».

Номинация — «Очерк».

Участник – Анна Ковалевская.

Пока свободою горим

Задача любого журналиста – писать на злободневные темы так, чтобы люди читали. Именно читали, а, не вырвав пару-тройку фраз из контекста, решали, что их, как читателей, долг успешно выполнен. К чему такое вступление? Это попытка предупредить вас о том, что до настоящего журналиста мне еще как нашему государству до обеспечения полной свободы слова своим гражданам. О ней как раз и поговорим.

Согласно опросам 2000 года, 57% населения нашей необъятной были уверены в том, что свобода слова в России есть, 31% россиян говорили о том, что свобода слова есть, но имеет ограничения, и только 12% опрошенных дали категоричное “нет” на вопрос: есть ли свобода слова в России? Что же получается: на рубеже веков, в период возродившейся войны на Кавказе, когда премьер-министр (а ныне президент) по всем телеканалам вещал о том, что неугодных он будет “ мочить в сортире ”, а свободное телевидение доживало последние годы, большинство россиян было уверено в том, что свобода слова им гарантируется. Однако ж как обстоят дела сейчас, когда преемник у власти уже пятнадцатый год (И пора бы искать нового?), #Крымнаш, а Украина стала второй Чечней? Не найдя в сети свежих опросов на эту тему, я решила выйти на улицу и лично опросить людей. В итоге получился такой результат: 62% опрошенных считают, что свобода слова в России имеет под собой твердую почву, а остальные 38% уверены, что свободы слова в стране нет.

Манифест для 62%

Журналист, наверное, чаще остальных сталкивается с понятием ‘свобода слова’ и как никто другой знает цену этой свободе. Поэтому, именно на примере российской журналистики я попробую проиллюстрироват ь, вам, как мы теряли нашу свободу.

В девяностые годы вместе с кризисом экономическим, политическим и прочими бонусами ‘лихих’ времен в Россию пришло свободное телевидение, представленное тогда в первую очередь телеканалом “НТВ”. Если бы предыдущую фразу услышали мои сверстники, то, вероятно, громко бы рассмеялись. Ведь того “НТВ” не помнят ни они, ни я, ибо на момент, когда канал начал разлагаться, нам было по четыре года максимум. Эволюция (а деградация есть разновидность эволюции) “НТВ” является ярчайшим примером того, как со временем нас лишали телевидения, способного дать что-то большее, чем однотипные передачи и выпуски новостей с массовой долей правды в 0,0001%.

Вспомните программы ‘того’ “НТВ” и сравните их с программами “НТВ” нынешнего. Можете себе представить, что вместо сплетен о звездах российского шоу-бизнеса и не только, или каких-нибудь ментов из очередного бюджетного сериала, экран вашего телевизора, с логотипом из трех букв в левом нижнем углу, озарит лик Парфёнова, максимально открыто, честно и популярно вещающего о важнейших событиях политической и общественной жизни последнего времени? Такое сейчас возможно разве что на…“Дожде”?

Таким образом, можно сделать вывод о том, что свободное телевидение уже давно не свободное, и даже ОРТ (а ныне “Первый”), будучи всегда каналом, вещающим в интересах высшего руководства, сейчас оказался под натиском жесточайшей цензуры, какой не видывал никогда прежде.

В печатной и интернет-журнали стике прослеживается та же тенденция. Существует огромное количество изданий, готовых забыть про все свободы, и добровольно сковав себя оковами цензуры, писать под чью-то диктовку. Лишь бы денег платили, да побольше. Но есть и более независимые издания, коих, правда, на порядок меньше. Работающие в таких СМИ журналисты за свою свободу борются до последнего вздоха.

Трудно точно определить, когда в России началась травля журналистов. Кто-то скажет, что первым был Влад Листьев, кто-то начнет перечисление с Политковской. Я же скажу так: государство вступило в конфронтацию с журналистами 17 октября 1994 года в 12:57 по московскому времени, ровно в тот момент, когда в редакции “Московского Комсомольца” прогремел взрыв, унесший жизнь Дмитрия Холодова. Именно он был первым. До Листьева, до Политковской, до Щекочихина был Дима Холодов, который хотел показать людям, кто есть кто в этом государстве, но государство не захотело выставлять всю свою подноготную на всеобщее обозрение. Оно и по сей день не хочет.

Потом началась Первая чеченская, за ней – Вторая. Рецидивы этих войн в виде террористических актов на территории нашей страны будоражили население, которое практически в прямом эфире наблюдало и за Нод-Остом, и за Бесланом. В то время очень активно освещала все вышеперечисленны е события Анна Политковская. Её имя, наверно, может стать ответом на вопрос: “Есть ли свобода слова в России?” Ответом однозначным и категоричным. За то её и убили, что была свободнее, чем следовало бы. Следом за Анной Степановной оставили сиротой дочь Натальи Эстемировой, затем публично расстреляли Станислава Маркелова и Анастасию Бабурову, потом Олега Кашина чуть не отправили на тот свет. За что? Да всё за то же, за то, что использовали своё конституционное и человеческое право не молчать. Побочный эффект свободы.

Леонид Парфёнов (хоть он ещё жив, слава богу) в одной из своих речей произнёс такую фразу: “Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял. А за то, что это прочитали, услышали или увидели”, – это суровые реалии жизни современного российского общества, в котором не гарантируется ни одна, заявленная в конституции свобода, но в котором еще остались люди, готовые за свободу бороться и за неё же погибать.

Анна Ковалевская, ученица 9 “В” класса

МАОУ “Гимназия №5”, г. Пермь

Пермский край