В эпицентре события 

Вот уже несколько последних лет имя телерепортера Владимира Мезенцева, что называется, на слуху. 

В конце 80-х, будучи корреспондентом молодежной редакции Центрального телевидения, он выдал в эфир серию передач из подмосковной Балашихи о вырождении «ленинского комсомола». Вскоре уехал собкором ЦТ на Сахалин и стал там лидером народного противостояния тогдашнему первому секретарю Сахалинского обкома КПСС, закончившегося крахом «наместника».

После этой истории был изгнан из телевидения. Вместе с другими журналистами – сторонниками опального тогда Б.Ельцина создавал пресс-службу Межрегиональной депутатской группы и отважно выступал в нашей прессе с разоблачениями клеветнической кампании против будущего Президента России.

В дни августовского путча 91-го был среди защитников Белого дома, а затем по заданию «Авторского ТВ» вел независимое журналистское расследование тайны «денег КПСС», о котором рассказал в «Журналисте» («Прогулки с сенбернаром», № 11, 1993).

Наконец, все тот же Мезенцев, считающий, что «журналистика – это фронт без тыла», ринулся в охваченную гражданской войной Грузию и на правах собкора ИТА (программа «Время». – Авт.) до недавнего времени вел отттуда радио— и телерепортажи… Сейчас он в Москве. Пишет о своих тбилисско-батумских злоключениях. Пишет, на наш взгляд, как всегда, искренне, честно. Предлагаем первые страницы его рукописи.

(Журнал «Журналист», № 2, 1995 год) 

Двухместное купе было погружено во мрак. Опущенные шторы, плотно прижатые к окну, не пропускали света, и никто не смог бы сейчас сказать, который час. Лишь красный огонек сигареты, когда я в очередной раз стряхивал пепел в пустой стакан из-под чая, слегка напоминал кровавый проблесковый глаз батумского маяка.

Последний раз я увидел его несколько дней назад из-за чуть приподнятой брони над иллюминатором «КИЛ-25» — старенького сухогруза, пришвартованного к набережной. А уже поздней на траверсе Поти показалось неправдоподобно огромное солнце. Его, умирающее, расстреливали из автоматов морские пехотинцы: по приказу Ельцина. Черноморский флот России «брал под охрану» железную дорогу Грузии.

Я затушил сигарету и поднялся с койки. Поезд шел на Москву.

«Владимир Мезенцев — для «Панорамы «Маяка»: 

Как сообщил мне председатель Верховного Совета Аджарии Аслан Абашидзе, им предприняты шаги для получения сверхсекретного биоэнергетического оружия.

Впервые сообщения о нем появились в печати в связи с повальными самоубийствами руководителей ЦК КПСС, причастных к тайнам партийных денег.

Отвечая на вопрос «Зачем ему такое оружие?», Абашидзе сказал: «Я сам видел, как под его воздействием человек отпиливает себе ногу!»

Думается, подобное оружие будет применено аджарским лидером, прежде всего, для устранения политических противников как в Грузии, так и в России».

Эта информация ещё ждала эфира. Доживет ли она вместе со мной до очередного выпуска новостей, никто не мог сказагь утвердительно.

С Грузией для меня все было кончено. Я поставил точку в своей работе останкинского собкора, твердо решив никогда больше не возвращаться ни в Тбилиси, ни в Батуми, где провел последние два года. Но всё получилось наоборот…

Телефонный звонок, взорвавший ночную тишину моей московской квартиры, напомнил морскую молодость и набатный

голос старпома: «Аврал!!! Шлюпочная тревога!!! Команде занять места по расписанию!!!» И над палубами гремят колокола громкого боя: ти-та, ти-та, ти-та!!!

Я включил свет и по старой привычке посмотрел на часы. Стрелки показывали половину третьего. Кому не спится в ночь глухую?

Матерясь сквозь зубы, встал с койки и нащупал ногами шлепанцы. Может, утихомирятся, а? Ведь как пить дать — ошибка.

Я даже представил извинения глумливого абонента:

«Ах, это не «Секс по телефону»? Извиняйте…»

— Секс, секс!!! — заору я. — Шени деда мовткан!!!

Я за день так ухайдокался, что только телефонного спаривания мне недоставало!

Примерно в подобном ключе я представлял диалог, который должен был произойти через минуту.

Телефон не унимался. И я потопал на кухню, где стоял аппарат. Сколько можно трезвонить? Неужели не ясно — никого нет дома. Но на другом конце провода в этом глубоко сомневались и не вешали трубку. Сейчас весь дом разбудят, Господи… А может, это проверка?!! И вслед за ней позвонят уже в дверь?

Я опустился на табуретку перед телефоном и стал ждать. Вскоре звонки стихли. А я всё сидел и думал, что с журналистской эквелибристикой пора завязывать. И ещё… Если скажу, что не было страшно, пожалуйста, верьте. Слишком много я знал для журналиста. Или точнее — живого журналиста.

В дверях кухни показалась Наташа. 
— Кто звонил? — спросила она. 
— Не знаю.

Жена вопросительно посмотрела на меня и поправила накинутый на плечи халатик. 
— Не нравится мне всё это, — сказала она. 
— Мне тоже… Как дети? 
— Спят.

Наташа подошла к столу и взяла чашку с недопитым чаем.

— Ты знаешь, я сон сейчас видела… Нет, послушай, — ей очень хотелось поделиться со мной ночными видениями. — Мы дома… К тебе приехали два человека из Батуми. Один — грязный, в белых рваных трусах… Я запомнила его голую спину… Второй, вроде, ничего… Но они, как я поняла, не люди Аслана…

Вы ушли в маленькую комнату, а я мыла на кухне посуду. Неожиданно в дверь позвонили… Я открыла дверь. На пороге стоял Шеварднадзе с каким-то человеком. Шеварднадзе протянул мне руку… Мне стало неловко, что у меня мокрые руки. Я вытерла их кухонным полотенцем и подала Шеварднадзе. Он был спокоен, улыбался. Прошел за мной на кухню.

— Где Володя? — спросил он. 
— У него — переговоры. К нему приехали люди… Не волнуйтесь, Володя не против вас… 
— Я знаю, — успокоил меня Шеварднадзе.

Он знал, кто эти люди.

Потом батумцы вышли. Шеварднадзе их не видел. Он прошел к тебе, и вы о чем-то разговаривали… Ты меня слушаешь?

— Да, — сказал я. 
— Потом мы с тобой как бы на минуту вышли из квартиры и оказались в лодке, в открытом море. Было небольшое волнение, волны с гребешками… Вода серая, грязная… В другой лодке — аджарцы. Ты хочешь передать им какие-то документы. Но они уговаривают нас ехать в Батуми.

Я отказываюсь, говорю: «В другой раз… У нас дома остались дети…» Но потом мы всё-таки перешли в их лодку и поплыли в Батуми.

(Я встал с табуретки и поискал зажигалку. Вот досада, куда они могла запропаститься? Пришлось зажечь комфорку электрозажигалкой и, рискуя подпалить усы, прикурить от нее).

— Потом мы оказались в резидинции Абашидзе, — продолжила Наташа. — В большом зале за необычайно длинным столом президиума сидит очень много начальников. Возможно, среди них – Аслан, но я его ни разу не видела. Он все время присутствует как бы незримо. Тебя судят. Разбирается какое-то твоё дело… Ты стоишь у окна. Но самого окна не вижу – лишь светлое пятно.

(Я сразу вспомнил белые портьеры на всегда занавешенных окнах резиденции).

Рядом с тобой стоит человек. Молодой. Он не похож на Звиада Бежанидзе – у него более смуглая кожа и курчавые, как у еврея волосы.

Вы о чем — то беседуете, и он тебе мило улыбается. Но я чувствую, что он готов тебя предать. Вернее, уже предал, передав в президиум какие-то документы. Но у него есть ещё какой-то камень за пазухой.

В президиуме — низенький, толстенький, плотненький человек. Я как бы смотрю на него сверху и вижу гладкую блестящую лысину, по краям которой — черные кудрявые волосы. Он похож на Левана Жгенти, но старше его по возрасту. Он не настроен против тебя — просто судилище — его работа. (Звиад Бежанидзе и Леван Жгенти – члены Президиума Верховного Совета Аджарии. В прошлом Жгенти – транспортный прокурор Батуми. – Авт. )

Неожиданно «молодой» пытается передать в президиум бумагу — компромат на тебя. Но ты выхватываешь ее у него, и сам кладёшь на стол перед «Жгенти» какую-то газетную вырезку. Его отношение к тебе сразу меняется. Он понимает, что «молодой» хотел тебя подставить. У всех — чувство облегчения. Опасность миновала…

Наташа заставила меня дослушать сон до конца. Ну и ночка, — подумалось мне. Но вслух я сказал:

— Не бери в голову… С тех пор как мы поженилась, тебе каждую ночь кошмары мерещатся. Иди досыпай… 
— А ты опять курить будешь? 
— Угу.

Наташа укоризненно посмотрела на меня и исчезла в темноте коридора. Всё, что она рассказала, было бы очень забавно, если бы так зримо не походила на правду. Что же это — воспоминание о будущем? Кто эти двое – аджарцы, «которые не от Абашидэе»? Причем здесь Эдик? И кто вообще мне мог только что ЗВОНИТЬ?

В последнее время предостережения сыпались со всех сторон. Я достал со шкафа потрепанный дневник и принялся листать страницы, залитые ВИНОМ и чернилами.

«ПРЕЗИДЕНТ АССОЦИАЦИИ «XXI ВЕК» АНЗОР КИКАЛИШВИЛИ. 

Вот уже двадцать лет приятельские отношения связывают меня с этим любимцем длинноногих манекенщиц и мужественных менгрелов. И что бы о нем не говорили, он для меня всегда останется грузинским гасконцем, который покорил если не Париж, то, во всяком случае, московский горком комсомола.

Недавно мы встретились с ним в его двухэтажных аппартаментах гостиницы «Интурист».

— Твоего Аслана скоро убьют, — как о чем-то давно предрешенном, — сказал товарищ. — О тебе тоже наводили справки. Я сказал, что ты — мой друг. Но если ты не уедешь из Батуми, мне тебя не спасти.

Я не послушался Анзора и остался в Батуми».

Другая страничка дневника:

«ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА АЖАРСКОЙ АВТОНОМНОЙ РЕСПУБЛИКИ АСЛАН АБАШИДЗЕ. Наша последняя встреча состоялась в его новой резиденции, одновременно сочетающей роскошь царского дворца и комфорт пятизвездочного отеля. 

Я познакомился с Абашидзе в январе 1992 года. 0н пере-живал тогда один из труднекших периодов в жизни. Только что в Тбилиси был свергнут Звиад Гамсахурдиа, ставленником которого он был. Теперь вторым на очереди стоял Аслан.

Чрезвычайный и полномочный посол России в Турции Альберт Сергеевич Чернышев при встрече со мной в Анкаре сказал, что «на самом верху» его просили помочь Абашидзе, «потому что он хорошо относится к русским». Но, конечно, не слова дипломата привела меня в Аджарию. Здесь, как мне казалось, удалось сохранить ту мудрость, тот житейский здравый смысл, который прежде так на зависть отличал всех грузин.

В моих глазах Абашидзе был из тех самых, и я страшился, что он окажется последним из могикан»

Мне было с кем его сравнивать. Мне было что вспомнить. С первых дней начала гражданской войны в Грузии — 3 января 1992 года уже снимал бой на проспекте Руставели — и до последнего момента я освещал национальную трагедия, которую воспринимал как свою собственную.

А до этого, в 1987 году делал в Батуми «Прожектор перестройки» о страшных условиях, в которых находились узники республикан-ской психиатрической больницы. Теперь вся Грузия напоминала сумасшедший дом. Все грузины были связаны родственными узами. И теперь братья убивали братьев. Лишь в одной Аджарии Абашидзе сохранял мир. Мы подружились, и я предложил: «Давай откроем в Аджарии корпункт «Останкино». В любой момент у тебя будет возможность обратиться ко всему миру, а это посильней танковой дивизии. Да вот так: гуси спасли Рим, а корпункт постарается спасти маленькую Аджарию!»

Я был окрылен новой работой. Журналист должен всегда находить достойных противников. А здесь, в Батуми, сразу вступал в противоборство с главными оппонентами Аслана — могущественным Шеварднадзе, Тенгизом Китовани, почти всем Тбилиси!

Лишь московский приятель Гуджа Джохадзе перед самым отъездом в Батуми охладил мой пыл.

— Никогда не забывай, — сказал он, — главная черта моего народа, протянувшаяся через всю историю Грузии, это — предательство.

Но тогда я не придал значения его словам.

«Комсомольская правда», 20 мая 1992 года 

Портрет 

МОЙ ДРУГ – ДИКТАТОР

Сегодня, когда Кавказ пылает в огне вооруженных столкновений, в Батуми царят мир и спокойствие. Уже появился термин «аджарский феномен». 

К визиту Председателя Государственного Совета Грузии в Батуми готовились давно. По старой традиции подлатали дорогу от аэропорта до города. (Шеварднадзе на нее так и не взглянул). Прямо на летном поле он пересел из самолета в вертолет и взял курс на высокогорную Аджарию. Там, в Схалтском ущелье, три года назад произошла трагедия, болью отозвавшаяся во всей Грузии. Горный обвал стер с лица земли селение, заживо были погребены 23 человека – дети, старики, женщины…

На встречах все шло согласно протоколу – общение с горцами, торжественный митинг, возложение цветов. Отцы города и Аджарии могли быть довольны. Но вдруг к трибуне прорвался Тамаз Диасамидзе. – депутат Верховных Советов Грузии и Аджарии. И над ущельем зазвучал усиленный микрофонами голос. Тамаз начал говорить о грубых нарушениях и ошибках, творимых руководством автономной республики. И раздавшиеся в ответ аплодисменты горцев стали наградой за смелость и правду.

С Тамазом Диасамидзе я познакомился в Батуми в январе. Он чудом вырвался из бункера Гамсахурдиа. На лице – свежие ожоги: сторонники президента тушили об него сигареты.

Диасамидзе рассказал о ситуации в Аджарии. Председатель Верховного Совета – ставленник Гамсахурдиа, — по сути, «узурпировал власть, не проводит сессий, до сих пор нет политической оценки событий, происшедших в Тбилиси».

Я слушал Тамази и вспоминал. Вспоминал старух, перебегающих под автоматными очередями проспект Руставели, восемнадцатилетнего мальчика, убитого на моих глазах пулей в сердце, собственный ужас, когда кто-то начал бить по мне с крыши из «Калашникова».

Я видел дороги, где за каждым поворотом караулит смерть, людей, оставшихся без крова, их дома, сожженные трассерами, машину «Скорой помощи» (мы ехали в ней по ночному Тбилиси), обстрелянную и изуродованную, — не повезло, нарвались на пушку…А еще ожидание штурма в Поти, последняя «Комета» и оставшиеся на причале охваченные отчаянием женщины и дети…

Кровь. Смерть. Страх. Отчаяние. Вот что осталось в памяти от январской Грузии, а Диасамидзе говорил о несостоявшейся сессии.

Ах, Тамази… Кому, как не вам, знать, чем оборачивалось в те дни каждое неосторожно произнесенное слово. Собери тогда Абашидзе сессию, сделай политическое заявление, направленное против одной из сторон, и второй проспект Руставели пролег бы по судьбам тысяч аджарцев, вновь пролилась кровь мальчишек, играющих в войну, и обманутые люди думали, что погибают за идею, а не за кресла Сигуа и Китовани.

И все же именно после разговора с Диасамидзе я решил познакомиться с «диктатором».

Из интервью Председателя Верховного Совета Аджарии Аслана Абашидзе: 

КОРР. Аслан Ибрагимович, вы – князь?

АБАШИДЗЕ. В начале двадцатых годов этот же вопрос одна дама задала старому грузину: «Скажите. Вы – бывший князь?» Он ответил с достоинством: «Мадам, разве бывает бывший доберман-пинчер?»

Да, я –князь…Мой предок Кахабер Абашидзе пришел в Аджарию из Имеретии 500 лет назад. Мало, кто знает, что селение Кахабери носит его имя. Своего сына он назвал Георгием. Позднее, чтобы спасти этот край, он принял мусульманство и взял имя Мемед. Потребовалось почти полтысячелетия, чтобы Георгии вновь появились в роду Абашидзе. Сейчас это имя носит и мой сын, и мой внук…

Не станем скрывать, многолетнее знакомство со Звиадом Гамсахурдиа способствовало избранию Абашидзе Председателем Верховного Совета автономной республики. Почему же он не примкнул к стану звиадистов, не вывел под знаменами Аджарии сторонников президента на бой, не пролил кровь сотен противников?

Никто не догадывался, в январе судьба Грузии решалась не только в Тбилиси…Давайте представим – Абашидзе приглашает свергнутого президента в Батуми. Здесь Гамсахурдиа как за каменной стеной. Без сомнения, к Аджарии примкнула бы и Западная Грузия, не говоря уже о Мингрелии и Абхазии. Но Абашидзе не был сторонником формулы «После нас – хоть потоп!» И не хотел превращать родину в Афганистан.

Из интервью: 

Если сравнить Грузию с крепостью, то Аджария – одна из сторожевых башен. И моя задача оградить ее от посягательств, с какой бы стороны они ни исходили. Так было всегда. Родина призывала мой род в часы самых тяжелых испытаний.

В январе на границе Аджарии, в Чолохи, встали танки. Они не пустили в Батуми ни гвардейцев Китовани, ни звиадистов. Без оружия – пожалуйста. «Когда будете возвращаться обратно, заберете свои автоматы». И это тоже непременно зачтется «диктатору».

В дни, когда в Тбилиси солдат и офицеров Советской Армии клеймили оккупантами, устраивали на них нападения, захватывали оружие и технику, убивали, «ставленник Гамсахурдиа»… фрондировал своей дружбой с военными. И сегодня у всех на памяти пример истинно грузинского великодушия, проявленного аджарским руководством по отношению к русской семье.

Экстремисты в Тбилиси расстреляли майора Берилова на глазах его семьи. Потом к стенке поставили женщину. Она на коленях просила: «У моего ребенка больше никого нет на земле…» Не расстреляли.

И только Аслан Абашидзе отозвался на горе. От имени Верховного Совета он пригласил вдову в Батуми, выделил двухкомнатную квартиру и единовременное пособие – 100 тысяч рублей, назначил пожизненную пенсию.

…Кадр: Абашидзе стреляет из пистолета. Это – салют в честь ввода в действие самого большого в Грузии моста. В тот момент, когда повсюду в Грузии мосты взрывали и минировали, «диктатор» их возводил!

Он сделал свободной границу с Турцией. Благодаря этому сотни тысяч грузин и русских, армян и азербайджанцев получили возможность сносно существовать и обеспечивать свои семьи за счет приграничной торговли. И не согласился с Временным правительством, когда из Тбилиси потребовали закрыть границу.

Вопроса о войне и национальной справедливости здесь как-то не возникает.

Наверное, и не возникнет.

В. МЕЗЕНЦЕВ, 
«Новая студия». 

---

Два года я держал оборону Кавказа на этом последнем плацдарме мира и стабильности. Но потом многое стало меняться. Не сразу, постепенно Абашидзе начал отдаляться от меня, отдавая предпочтение лишь залетным корреспондентам. Да и сам он больше уже не нуждался в моей поддержке – дорогие «линкольны» и «кадиллаки» оказались поважней общественного мнения. 

Мой корпункт так и остался без помещения, машины, аппаратуры. Видеокамера, купленная Леваном Жгенти по дешевке в Лондоне, была бракованной.

Я так и не получил обещанную квартиру.

Семья осталась в Москве. По сути, меня поставили перед выбором — возвращаться в Россию или, претерпев всё до конца, превратиться в послушного пресс-секретаря Абашидзе. Как он умел, ласково глядя в глаза, укрощать строптивого журналиста,

Я решил сжать зубы и посмотреть, чем всё кончится. Но было ясно — моя миссия в Аджарии закончилась. Аслан чувствовал это, но, тем не менее, упрашивал:

— Володя, родной, я тебя умоляю — не езди в Тбилиси. Я знаю — там тебя убьют.

Но я не послушался его и поехал».

Ещё одна страничка дневника:

«ЗАМЕСТИТЕЛЬ ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА ИНФОРМАЦИОННОГО ТЕЛЕВИЗИОННОГО АГЕНТСТВА «ОСТАНКИНО» ГРИГОРИЙ РАТНЕР родился и вырос в Тбилиси, знал политические нравы Грузии не понаслышке. И к его мнению стоило прислушаться. 

Вообще грузинское лобби в СМИ России — отдельная тема. Я мог бы назвать деятки имен в Останкине, ведущих московских газетах, которые формируют, исходя из личных политических и иных интересов, общественное мнение бывшей сверхдержавы. И напрасно Звиад Константинович слал слезные письма Ельцину с просьбой унять информационную агрессию. Грузинская тема прочно находилась в грузинских руках. Эдуарда Амвросиевича надёжно поддерживали «Известия», «Литературка», «Независимая газета», «Московские новости» и, конечно, «Останкино». Выходило, что, стоя рядом с Абашидзе, я вызываю на себя гнев своих собственных руководителей.

0ни распускали обо мне грязные слухи, требовали процеживать каждое мое слово, а чаще всего вообще не пропускали в эфир. На это я парировал, заявляя, что и раньше останкинская сволочь обвиняла меня во всех смертных грехах, кроме лесбиянства.

Сразу оговорюсь, ни и Ратнеру, ни к директору Борису Непомнящему это не относится. Однако сотрудничить с ИТА настроение пропало, и все информации я гнал в основном на «Маяк».

Столовая ОТРК. Мы жуем с Григорием Яковлевичем холодные макароны, и он, как бы невзначай роняет:

— Вас убьют в Батуми. Слишком много знаете. Абашидзе вас так просто не отпустит…»

А вот в этом месте дневник заляпан красным… Но не стоит думать о пролитой крови, оросившей страницы. Просто уронил надкусапную черешню, купленную на тбилисском базаре.

«ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР «ГРУЗИНФОРМА» ВАХТАНГ АБАШИДЗЕ. (Однофамилец Председателя ВС Аджарии?). 

Мы гуляли с ним по старому Тбилиси, куда вопреки предостережениям Аслана, я всё-таки приехал.

Вахтанги считался человеком Шеварднадзе. Но, признаюсь, меня искренне подкупали внутренняя интеллигентность, мягкость и врожденный тбилисский дух коллеги. Говорит тихо и раздумчиво про любимого мной Аслана:

— Абашидзе убьют его же подельники. Просто-напросто из-за денег. Ни для кого не секрет, что миллионы долларов, полученные таможенниками на турецкой границе, не прошли мимо него. Теперь кому-то может показаться, что причитающаяся доля слишком мала.

Да что таможня… Абашидзе достался весь торговый флот Грузии, заводы и фабрики Батуми, мандариновые плантации Хелвачаури и Кобулетти…

— Будьте очень осторожны, ведь вы стали главным идеологом Аджарии. Не забывайте про законы нашей кровной мести. Такого идиотизма свет невидывал! Если, допустим, я убил человека — убейте меня. Зачем же убивать детей? Кстати, у вас их сколько?.. 
— Двое.

За окном уже светало. Но я всё-таки заставил себя перечитать последнюю запись в дневнике,

«ТБИЛИССКИЙ КОРРЕСПОНДЕНТ ИТА НАНИ ГОНГАДЗЕ. 

Мы столкнулась с ней в коридорах «Останкино». Нани уезжала в Америку, и этот отъезд очень походил на изгнание. Ей так и не удалось наладить контакт с Шеварднадзе. Он не простил поддержку Звиада.

Журналистка была зла на меня, как сто чертей. Она вообще ревностно относилась ко всем, кто вторгался на ее территорию.

— Уезжайте из Грузии! — процедила Гонгадзе. – А не то хуже будет…

Я захлопнул дневник, и снова полез за сигаретой. Не сЛИШКОМ ЛИ много чести для рядового собкора?

Опять зазвонил телефон.

Я снял трубку и отчетливо произнес: 
— Владимир Мезенцев вас слушает 
— Володя, извини, что беспокою тебя в это время. — Я узнал голос Нелли Кахидзе. Она работала пресс-секре-тарем Абашидзе. Как и все пресс-секретари, Кахидзе бого-творила своего шефа.

— Вы не представляете, какой у нас президент! — безумолку тараторила она при первой встрече. — Какой это человек!

Я понимающе улыбнулся девушке. 
— Нелли, не твори кумира себе.

Поздней, уже сам, попадая под обаяние «аджарского льва», я убеждался, как не просто ему противостоять не только восторженной девушке, но и заматеревшему журналёру.

Минувшим летом Нелли стала первой в истории Грузии женщиной, выдержавшей в Москве экзамен в Дипломатическую академию. Это был прыжок из Хулойского района сразу в открытый космос!

Теперь я частенько заезжал к ней на Преображенку, и мы вспоминали наше батумское жигье-бытье, мои первые шаги в качестве собкора и, конечно, Аслана, фотография которого украшала московскую квартиру Кахидзе.

Расставаясь с ней, Абашидзе обещал в любой момент придти к ней на помощь. Говорил, что Нелли всегда может на него расчитывать.

В телефонной трубке что-то пощелкивало и потрескивало. Я приложил к ней руку и спросил: «Что случилось, Нелли?» И вдруг на другом конце провода послышались рыдания.

— Володя, Аслан арестовал моего брата!

«Владимир Мезенцев — для «Панорамы «Маяка»»: 

…Абашидзе полностью узурпировал власть в Аджарии. Ему удалось сравнительно быстро расправиться с оппозицией и добиться роспуска Верховного Совета, председателем которого он себя, тем не менее, считает.

В 1991 г. при невыясненных обстоятельствах Абашидзе застрелил замести-теля председателя Верховного Совета Аджарской автономной республики Нодара Имнадзе.

Все СМИ Аджарии служат созданию культа Абашидзе как единственного спасителя края. Любые проявления инакомыслия безжалостно подавляются. Так была подвергнута обстрелу квартира корреспондента тбилисского информационного агенства Ираклия Мжаванадзе, нападениям, унижению человеческого достоинства подвергались депутаты, выступающие против политики Абашидзе.

В настоящее время в Батуми прошла волна арестов. На этот раз она затронула уже вчерашних сторонников председа-теля ВС Аджарии. За решеткой оказались уполномоченный Совмина по Хелвачаурскому району Томаз Асанидзе и его брат — мэр Батуми Тенгиз Асанидзе. Арестованы их сыновья, братья и даже дальние родственники. Всего под стражу взято около 50 человек. Им предъявлено нелепое обвинение в убийстве начальника их собственной полиции и покушении на Абашидзе. Однако местные наблюдатели расценивают подобные репрессии как попытку устранения свидетелей контактов Председателя ВС с потерпевшим очередное поражение Звиадом Гамсахурдиа.

Как сообщил мне помощник Председателя ВС Аджарии Юрий Криворук, к арестованным применяются самые изощрённые пытки и избиения. С братьев Асанидзе не снимаются наручники. Задержанным отказывается в адвокатской защите. Родственники лишены свиданий. В Батуми ни у кого не вызывает сомнений, что до суда братья Асанидзе не доживут.

В беседе со мной заместитель Председателя Верховного Совета Аджарии Нодар Диасамидзе назвал настоящим палачом главного организатора арестов — министра внутренних дел Али Бакуридзе…»

Брат Нелли был женат на сестре Асанидзе. Этого оказалось достаточным, чтобы угодить в тюрягу. Конфискация, проведенная у него на квартире и в доме родителей в Сарпи, походила на банальное ограбление. Забирались даже фамильные драгоценности, веками хранящиеся в аджарских семьях. Словно солдатам Суворова Абашидзе отдавал своим опричникам город на разграбление.

Пока речь шла только о нескольких десятках людей. Но кто мог дать гарантии, что завтра на их месте не окажутся другие жертвы? Диктатор подменил закон собственник самовластьем.

Я понимал, что из Москвы мне ни чем не помочь Нелли. И хотя не ведал за собой вины перед Абашидзе, поездка в Батуми представлялась чем-то вроде циркового представления. Увы, я не считал себя бесстрашным дрессировщиком, а «аджарского льва» — зверем, который позволит безнаказанно совать мою нечесанную голову в свою пасть.

Я уже угомонился. Хватит с меня приключений и прыжков под обкомовским куполом. Довольно хождений по проволоке, где вместо страховки — автоматные очереди. Меня не устраивает роль медведя на велосипеде, которого преследуют на джипах то кегебешники, то бандиты.

Я вернулся домой и блаженствовал этим. Семейная жизнь вошла в берега, и голоса детей заменили миллионы слов, произ-несенных мной в эфире.

По вечерам я халтурил на машине и этого вполне хватало на житье-бытье. Казалось, политические интриги, козни власть придержащих, ложь газет, добровольное сумашествие миллионов обманутых людей — всё осталось в какой-то другой жизни. И мне очень не хотелось в нее возвращаться. Но вот зажглись прожектора азарта, зазвучала музыка риска, и я снова почувствовал себя тем, кем я был всю жизнь — человеком по профессии репортер. Пора на манеж, рыжий!

В последний момент вместе со мной в Батуми решила лететь и Нелли.

Рано утром к моему дому подъехала останкинская «Волга». Я закинул в нее сумку и сел на переднее сиденье. По привычке взглянул на часы и обмер — впервые они остановились!

— Сколько времени? — поинтересовался я у водителя. 
— Встали, — со злостью сказал он и постучал по циферблату. — Ни разу не вставали и на-тебе!

Мы двинулись на Преображенку. Когда мы подъехали, Нелли уже выходила на улицу.

— Ребята, я не опоздала? Извините, часы остановились.

Это уже начинало напоминать чертовщину. Или лихо

закрученный пролог авантюрного романа. Глава первая —

«Биоэнергетическое оружие действует!» Ну, а если серьёзно?

Радиостанция «Маяк»: 

…Возможно, именно с целью получения сверхсекретного оружия весной 1993 года Москву посетил двоюродный брат Абашидзе — председатель бюро по информации и разведки Аджарии Илья Цулукидзе.

В беседе со мной он сообщил, что, пытаясь наладить

контакт со спецслужбами России, провел ряд встреч с ответ-ственными работниками министерства безопасности РФ. Затрагивался ли на них вопрос о биоэнергетическом оружии, выяснить не удалось.

В октябре 1993 года в США находился новый шеф аджарской тайной полиции Иосиф Гогитидзе — брат жены Абашидзе. Как мне стало известно из хорошо информированных источников, им был проявлен интерес к новому оружию. Не отрицается и версия о приобретении его отдельных компонентов».

…После аварии вертолета, на котором Аслан пригласил меня слетать в горы (в последний момент он сам почему-то остался в Батуми, потом отказалась лететь Нелли, а за ней — командир эскадрильи, намеревавшийся ранее совершить полет) я ненавижу всё, что поднимается в воздух. Одно спасение — убойная порция транквилизаторов — и гори всё синим пламенем! Но его-то, пламени, к счастью, и не было. А было море — самое синее в мире, на берегу которого лежал сказочный город под пальмами.

— Подлетаем, — легонько толкнула меня, задремавшего в кресле, Нелли.

Я спросонья протер глаза и вспомнил сон Наташи, недосказанный в ту ночь. Он меня так заинтересовал, что утром я заставил жену все повторить. И что удивительно — ничего не стерлось в памяти! Но я всё-таки не особенно на нее надеялся и поэтому занес сновидение на бумагу. Вот эта запись:

«НАТАША: Прошло какое-то время. Абашидзе к тебе хорошо относится. Он направляет тебя на какие-то военные действия. Но там тебе нечего не гроэит. Я точно знаю. 

Ты уезжаешь, а я остаюсь с Георгием. (Наш двухлетний сын). Я — в большом доме с колоннами. Колонны, как в Большом театре. Но меньше. Перед зданием много ступеней.

Я уже внутри резиденции, поднимаюсь по лестнице, иду к Аслану. Ветречаю какого-то человека. Он хочет всучить мне пакет, я чувствую подвох… В пакете оказалась взрывчатка. Человека арестовали. Он сидит связанный на стуле спиной ко мне. Но я смогла его рассмотреть — молодой, черные волосы… Мне стало его жалко.

В него стали стрелять. Но пули не попадали… Я видела их — длинные блестящие, как у Калашникова.

Потом — какие-то наши друзья. Кажется, это были Нефедьевы. У них — свой дом, скотина… Женщина уговаривает меня идти к ним работать, пасти скотину.

Я отказываюсь: «У меня маленький ребенок. Его не с кем оставить». 
— Он уже взрослый, — возразила женщина. 
— Наоборот сейчас такой возраст, — говорю, — опасный… Это раньше его в манеже можно было оставить, а теперь за ним глаз да глаз нужен — всё хватает, тянется…

Женщина очень обиделась моему отказу.

Сон какой-то многосерийный… После ареста того человека (уж не я ли буду арестован? — подумалось мне), все стали ждать нападения.

Я спускаюсь по лестнице и вижу, как на мотоциклах к резиденции подъезжают террористы. Они готовятся к атаке.

Я вижу — перед резиденцией мальчик лет пяти-шести. Я испугалась за него, схватила мальчишку и внесла в резиденцию. Я его спасла и стала героиней.

Прошло ещё время. Ты приезжаешь с фронта, а нас с сынишкой нигде нет. Стал у всех спрашивать, где мы? Все очень хорошо о нас отзывались, вспоминали про мой подвиг, но никто не знал, куда мы подевались. Мы как бы затерялись во время нападения.

В Аджарии всё было спокойно, говорили тебе. Правда, неделю царил голод. Но за это время нельзя умереть.

Неожиданно на тебя нашло озарение. Ты — в широком поле. Очень отчетливо — зеленая молодая травка. И мы с Георгием сидим прижавшись друг к другу, как образ Богоматери с младенцем. Но только почему-то наполовину в земле.

— Их отравили, — говорит тебе кто-то».

Вот такая запись. Вот такой сон. Если выберусь живым из Батуми, не отстану от Юры Лонго пока не расшифрует.

…Самолет пошел на посадку, распугивая рёвом турбин батумских коров, щиплящих травку на лётном поле.

Конечно, тут же в аэропорту встретились знакомые Нелли. Они любезно согласились нас подвезти. Как истый джентельмен,

я усадил даму на заднее сиденье, собираясь сесть впереди. Но водитель попросил не занимать это место. Ну, что ж, я не гордый…

— Теперь в Батуми на каждой крыше снайперы загорают, — сказал он, обращаясь к Кахидзе по-грузински. — А тут — московский журналист. Так что пусть этот Мезенцев посидит сзади…. Я хочу довезти вас живыми.

Поздней я сумел убедиться в правильности этих слов. Итальянская рок-звезда Сабрина давала концерт в Батуми на городском стадионе.

Я вдоволь наснимался полицейских с овчарками, автоматчиков, спецназовцев, обеспечивающих порядок. Создавалось впечатление, что съёмки ведутся не в Аджарии, а в Чили в период военного переворота. Все диктаторы, почему-то обожают стадионы.

Мне требовалось сделать несколько планов с верхней точки, и я направился в гостиницу «Медея». Высотное здание как нельзя лучше подходило для этой цели. Но дорогу мне преградил офицер полиции.

— Я не могу вас пропустить.

Мне пришлось показать удостоверение.

— Не надо, не надо, — замахал тот руками. — Мы вас знаем. 
— Так в чем же дело? Пропустите меня. 
— Не могу. У нас повсюду – снайперы. Не успеете вы открыть окно и вытащить свою камеру, как вас застрелят. Человек не успеет разобраться, что вы не террорист,

Но я всё — таки настоял на своем и меня пропустили. Лифты, конечно, не работали, и пришлось топать на чердак своим ходом.

Мне удалось сделать несколько удачных планов. Крупно — лодка в сверкающем на солнце море. Затем — резкий отъезд. И перед зрителями неожиданно появляются переполненный стадион, приморский парк, Батуми!

Снайпер сумел «разобраться» или подлежит дисквалификации. Ведь команда стрелять у него была. В мирной Аджарии, позволю себе заметить.

И все же я был счастлив от встречи с Батуми, улицы которого давно стали, словно палубы родного корабля. Везде – в порту, на набережной, за столиками кафе – встречал знакомых, и они радовались, завидя меня.

У одного кутаиского парня из Багдади, ставшего поэтом, есть строчки про землю, с который мёрз, что вовек разлюбить нельзя. А я тут мерз так, что чуть Богу душу не отдал.

Я вместе со всеми обитателями полуразрушенной гостиницы издавал животный крик радости от зажегшейся в полнакала лампочки. Я месяцами не знал, что из крана может течь горячая вода, а спать в постеле полагается, сняв шубу и сапоги. Нет, просто так Батуми, Грузию мне из судьбы не вычеркнуть. Как бы этого не хотелось сегодня некоторым членам президиума Верховно Совета.

Не стереть из памяти горящий дом правительства в Тбилиси, старух, перебегающих улицы под автоматными очередями, вскипевший митингами Зугдиди… Не поэабыть военных дорог, где за каждым поворотом караулит смерть. А заминированные мосты, по которым приходилось шагать, чтобы показать другую сторону баррикад, а ожидание штурма в Поти, а последняя «Комета»‘ и оставшиеся на причале старики, женщины, дети?… А тот безногий, что прыгал на руках и иступленно кричал: «Звиади! Зви-а-ди!» Ведь это я его снимал посреди ощетинившейся автоматами Менгрелии! Да что там говорить… Ангажи-рованный собкор, шени деда мовткан, мосье Добродеев! (Бывший главный редактор ИТА, женатый на грузинке. – Авт.)

Я стоял вместе с Абашидзе точно также как защищал, в свое время опального народного депутата СССР. Ельцин — его фамилия. Может, кто помнит?

Тогда против будущего президента работали все средства массовой информации. И те же самые главные редакторы, вымарывавшие каждое упоминание о Б.Н., теперь стерегут девственную чистоту образа когда-то мятежного партийного бунтаря. Неисповедимы пути политиков! Но всегда предсказуемы.

Я застал Абашидзе за трапезой в его новой резиденции. Как будто ничего не произошло, с тех пор, как мы расстались.

Я любил этого человека. И сейчас, выводя корявые строчки своего приговора, продолжаю любить. Как могло, такое случится, что он начнет вести двойную игру? — думалось мне тогда. А как могло быть иначе? — думается теперь.

Увы, он стал настоящим политиком. Но и я, между прочим, оставался журналистом. Рано или поздно шпаги должны были скреститься. Впрочем, хорошо ещё если шпаги, а то замочит, как Имнадзе в своём кабинете, или скрутит как Асанидзе прямо в приемной. Правда, тот оказался крепким мужичком — разбил канделябр и успел поставить фингал диктатору. Юрка Криворук рассказы-вал, что Аслан неделю пластырь не снимал.

Я присел к столу и поведал о своих приклю-чениях во время недавней московской трагедии.

Я был на баррикадах Белого дома, ползал под пулями в Останкино, снимал нападение баркашовцев на штаб СНГ, давился в толпе у Моссовета, видел расстрел парламента… Короче, рассказать было о чем.

В отличие от меня Абашидзе одобрял действия Ельцина — Аслан всегда был сторонником решительных мер.

Мы поднялись на второй этаж в приемную, и я решился обратиться к нему с просьбой. 
— Аслан, арестован брат Нелли. 
— Я ничего не знаю, — с удивлением произнес он. — Сейчас выясним.

В комнате появился Алик Бакуридзе — тридцатилетний министр внутренних дел, словно сошедший с обложки «Плейбоя». Так обаятельно — импозантно он смотрелся.

— Мы его уже выпустили, — не моргнув глазом, произнес он. 
— У них отобрали фамильные драгоценности, — продолжил я. — Восемнадцатый век! 
— Нет, драгоценностей не было, — без тени сомнений сказал министр. 
— Были, — повторил я твердо. 
— Мы всё выясним, — пообещал Алик.

Мне вспомнилось, как по дороге во Внуково Нелли спросила: 
— Выходит, у нас в Аджарии тоталитарный режим? 
— Ты хочешь сказать — фашистский?

Кахидзе испуганно посмотрела на меня и ничего больше не сказала.

Абашидзе кто-то отозвал, и продолжить в тот вечер беседу уже не удалось.

Я понимал, что мне предстоит отработать за вторжение во внутренние дела Аджарской автономной республики и, как ни в чем не бывало, принялся гнать информации на «Маяк».

16 октября 1993 года: 

Президиум Верховного Совета Аджарии освободил от занимаемой должности Председателя Совета министров автоном-ной республики Гурама Варшаломидзе и его заместителя Автондила Цхададзе, как не обеспечивших руководтство экономикой края. Руководтво правительством возложено на Аслана Абашидзе.

Президиум Верховного Совета утвердил заместителями Председателя Совмина Теймура Мегрелишвили, ранее работавшего начальников Батумяой таможни, и Александра Пагава, ранее — директор гостиницы «Интурист».

Снят с работы и начальник Грузинского пароходства Роман Ахобадзе. Замечу, что пароходство является самым крупным предприятием Грузии. И прежде подобные кадровые перемещения были невозмоэжны не только без Тбилиси, но и Кремля.

По распоряжению Абашидзе снят с работы председатель бюро по информации и разведи Илья Цулукидзе. Отстранены от работы другие руководители организаций и предприятий Батуми.

17 октября 1993 года: 

Сегодня мирная Аджария превратилась в новую горячую точку Закавказья. Вина за это полностью возлагается на Аслана Абашидзе. Именно на его приглашение откликнулась легендарная Сабрина.

Сегодня в 16 часов она даст концерт на городском стадионе.

Торжественная встреча певицы началась ещё в Стамбуле, куда она прилетела из Италии. Посланные за ней из Батуми последней марки кодилак, линкольн и мерседесы доставили рок-звезду и ее друзей в Кобулетти.

Здесь им была предостав-лена резиденция, предназначавшаяся прежде лишь для первых лиц государства.

Как мне сообщили в Верховном Совете, гонорар за десятиминутное выступление Сабрины составил 50 тысяч долларов США.

19 октября 1993 года: 

Минувшая зима, которую довелось пережить в Батуми, памятна лютой стужей, перебоями с хлебом, отсутствием отопления. В беседе со мной Аслан Абашидзе мотивировал причины энергетического кризиса войной, когорая, по его словам, была развязана Тбилиси.

Аджарский лидер заявил, что в этом году всё горючее, необходимое для отопления и транспорта, он оставит своей автономии.

Тем временем поток беженцев из Западной Грузии продолжает нарастать. Люди ночуют на причалах, под открытым небом… По улицам в поисках хлеба бродят голодные дети. У меня не хватает мужества подготовить репортаж для «Останкино» — так страшны рассказы беженцев переживших трагедию Абхазии.

25 октября 1993 года: 

Гражданская война между сторонниками Звиада Гамсахурдиа и Эдуарда Шеварднадзе, не затихает ни на день. Вчера, со второй половины дня в Батуми доносились отдаленные раскаты артиллерийской канонады. По телефону мне удалось связаться с заместителем Вахтанга Кобалия Джамбулом Бокучава, находящимся в Зугдиди. Он сообщил, что бой идёт на подступах к городу Абаша в районе реки Цхенисхали.

В настоящее время телефонная связь с Поти прервана. Нет ее и у Тбилиси. Самтредиа уже находится в руках правительственных войск. На улицах Батуми осуществляется передвижение бронетехники. Вся Аджария переполнена беженцами. Море человеческих страданий бьётся о берег мирной республики. Как помочь этим обезумевшим от горя людям. Если этого не сделает Россия, русские, так кто же?

Победы Гамсахурдиа воодушевляли Аслана. Он всегда поддерживал связь с экс-президентом. На квартире сестры Абашидзе я встречался с одним из сподвижников Звиада Константиновича Теймуром Коридзе.

Аслану почему-то хотелось засветить его, и он передал мне информацию о встрече Коридзе с Шеварднадзе, состоявшейся в Кобулетти.

В июле в Батуми приезжал Вахтянг Кобалия. Абашидзе устроил ему встречу по первому разряду.

Сейчас не все помнят о мотивах гражданской войны.

В 1991 году в национальной гвардии Грузии произошел раскол. Одна часть, во главе с Китовани, ушла из казарм на Тбилисское море и спустя несколько месяцев совершила государственный переворот.

Другая часть под командой Кобалии сохранила верность законно избранному правительству, до сих пор считая Гамсахурдиа своим президентом. Говорят, жена Гамсахурдиа запустила в Китовани тарелкой и гражданская война началась.

Мне удалось снять интервью с Кобалией во время его посещения Аджарии. Этот карбанарий с давно нечесанной, лохматой бородой походил больше не на командующего, а на грузинского Нестора Махно. Он говорил отрывистыми фразами, с трудом подбирая нужные русские слова.

— Какова цель вашего визита в Батуми? — спросил я. 
— Здесь начнем объединять Грузию. 
— Ваш взгляд на будущее государственное устройство -федерация, конфедерация?.. 
— Я за единую Грузию… Без тирана! Скоро против него поднимется вся Грузия! 
— Тиран — это Шеварднадзе? 
— Да. 
— А если вы получите приказ ввести свои войска в Аджарию? 
— От кого я получу приказ? 
— Ну, от того же Шеварднадзе. Ведь вы собираетесь вместе с ним воевать в Абхазии? 
— Я маму его ебал! Я приду и встану рядом с Асланом! 
— На ваш взгляд Абашидзе мог бы возглавить всю Грузию. 
— Я думаю, что да.

Эту 15-минутную беседу, не монтируя, показало Аджарское телевидение. Думается, этого было вполне достаточно, чтобы пристрелить меня какому-нибудь рьяному тбилисцу — стороннику Эдуарда Амвросиевича. Но Аслан был в восторге. Особенно ему понравились слова про маму главы государства.

Перед окончанием войны в Абхазии Абашидзе передал Кобалии пять тысяч стволов Калашникова, о чем предусмотрительно сообщил по местному телевидению. У меня нет сомнений, что Аслан знал — Кобалия повернет их против Тбилиси.

Ещё осенью прошлого года Абашидзе просил меня ориентировать руково-дителей российских СМИ на поддержку Ардзинбы. 
— Иначе эти бандиты, — он имел в виду Тбилиси, — возьмутся за меня.

На переговорах с Кобалией присутствовал лишь мэр Батуми Тенгиз Асанидзе, находящийся теперь в тюремной камере.

Аджарский лидер никогда не был слепым звиадиотом. Его тревожила лишь его Аджария, где удалось добиться абсолютной власти. Любое улучшение ситуации в Тбилиси рассматривалось как угроза всемогущества диктатора. Но Лоти, как ещё называли Кобалия, явно пришелся по душе Аслану.

Недавно столкнувшись со мной в приемной, он неожиданно спросил: 
— Хочешь поехать к Кобалии? Он — в Зугдиди.

Но я уклонился от лестного предложения и подсластил свой отказ: 
— Скоро я возьму у него интервью в Тбилиси.

Аслан заразительно рассмеялся.

Конечно, Шеварднадзе знал об игре, которую ведет с ним председатель Верховного Совета. Несколько дней назад Абашидзе пригласил меня в кабинет. 
— Вот взгляни…

Он протянул мне письмо, предварительно затушевав под ним подпись фламастером. Но мне удалось рассмотреть фамилию. К письму прилагались перепечатанные на машинке газетные вырезки.

«21.10.1993 г. 
Господину Аслану Абашидзе. 

Дорогой Аслан Ибрагимович, не скажу «злонамеренность», но компанейский характер в этом угадывается.

Очень рад столь скорой возможности при посредничестве вездесущего и безустанного, любимого мною Левана Жгенти выполнить ваше поручение.

Это дословное воспроизведение. И это только то, что лежало под рукой, а Вы примите в соображение, каков сейчас печатный рынок, и сколь велико давление той силы на умы, сколь грандиозна эта сила!

Это тонко рассчитанная стратегия — вроде не мешать с грязью. (Мы говорили об этом с Леваном). Но как бы походя, бросать в Аджарскую сторону камушки. Надо найти стрелочника, а поскольку всем ведомо, что Вы спасли целое государство от пролития крови, — отсюда и стрелочник: Абашидзе.

Вот и народился миф, с которым нужно считаться. Дорогой Аслан Ибрагимович, на случай получения Вашего согласия я

готов предоставить список лиц, из числа самых первых в Москве (а значит, в России) профи, готовых начать промоушэн по Аджарии. Для этого-то, о чем мы столковались, мы готовы хоть 30-31 октября… Готовы ли Вы? На это потребуются некоторые — мизерные средства. Но этот момент скорее психологического толка: я хочу, чтобы люди были Друзьями, а не просто…

Когда я могу связаться с Вами?

Моё почтение Вам и Вашему дому.

(Подпись).

ВОСПРОИЗВОДИТСЯ БУКВАЛЬНО 

Газета «СЕГОДНЯ», 5 октября 1893 г. Сергей ЛИПАТОВ: 

«По словам руководителя Грузии, переживающего сейчас состояние, близкое к краху, объяснением к произошедшему… многие факторы, в том числе циничная в контексте настоящих событий политика Аджарского руководства, всегда отличавшаяся малодушным нейтралитетом, прикрываемым «благородным стремле-нием» не дать случиться эскалации кошмара.

Само по себе это желание можно только приветствовать, но можно ли быть над схваткой, когда худо собственному народу — тому, кому ты клянешься в любви?!»

«НОВАЯ ЕЖЕДНЕВНАЯ ГАЗЕТА», 7 октября. Дмитрий КУЛИКОВ: 

„…Кто виноват? Здесь, в Тбилиси, я задавал этот вопрос более чем трем десяткам собеседников, продолжающих переживать трагедию афронта. Интересно, что среди ответов, изобилующих упреками в адрес России, простые люди очень часто упоминают руководителя автономной Аджарии господина Абашидзе, который, де, ценой восточной Грузии «засел в норе и выжидал». Сейчас, после того, что случилось, такая линия поведения может рассмат-риваться как ренегатская. Пока я не располагаю информацией официальных заявлений такого толка, но говорят, что именно официозом распространяются подобные толкования событий»…

ЖУРНАЛ «ЭХО ПЛАНЕТЫ», № 31, Редакционный комментарий: 

«Поскольку сейчас события в Грузии в фокусе обществен-ного интереса, немалое удивление, в дипломатических кругах вызывают участившиеся полунамеки пресс-центра грузинского правительства и пресс-службы Минобороны Грузии на этот счет, что сверх лежащих на поверхности первопричин поражения было бы не лишне иметь в виду, что в то время, как грузины бились за свободу, в райском уголке Грузин — Аджарии (являющей собой автономию — ред.) — тамошний президент устраивал помпезные фестивали искусств, на которые ангажи-ровал десятки российских звезд первой величины. Намекается также на «лисью стратегию» Аджарии»…

«НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА», 12 октября, Эрик ШЕФНЕР: 

«В грузинском руководстве стало модным ссылаться на Абашидзе, когда дело касается объяснений военного краха: вот если бы, де, не такая… не очень красивая позиция означенной персоны»…

«МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ», РУБРИКА «ОБЩЕСТВО», Н.Л.: 

«…Непохоже, чтобы Шеварднадзе искал крайнего. При уйме упрекав, которые можно адресовать ему, в одном не откажешь — в том, что, когда он очень осторожно упрекает президента Абашидзе, он, во-первых, корректен, во-вторых, видно, что это наболевшее»…

Конечно, Аслан боялся, что я переметнусь к Шеварднадзе. «Просто так тебя из Батуми не выпустят», — вспомнилось мне. Но пока все шло хорошо. Меня только собирались убить.

Однако отношение менялось на глазах. И если Абашидзе продолжал изображать дружеское расположение, то челядь уже не сдерживала эмоций.

В те дни впервые поругался с телохра-нителем Абашидзе.

Это произошло во время гастролей Сабрины. Приглашенная Асланам гадалка «смотрела» рок — звезде чашку и кидала карты. А я, перекинув на плечо камеру, вышел из резиденции.

Мне хотелось передать атмосферу прифронтового города:

бесстрашная итальянка в охваченной войной Грузии!

Я решил снять грутпу охранников в форме и в штатском. Но только включил камеру, как на меня заорал телохранитель.

Подобного никогда не случалось. И я тоже закричал на парня:

— Мне Ельцин не запрещал снимать! Я тебя слушать буду?!

Кажется, я сам стал походить на грузина.

— Ты мозги не заправляй! Здесь — Аджария! — повернувшись к стоящим неподалеку кегебешникам, охранник сказал по грузински: — Буду я тут позволять снимать этому московскому телевидению.

Камера записала эти слова. Потом, просматривая кассету, я увидел, как, какой-то безукоризненно одетый чекист лезет в карман эа пистолетом. Почему-то он оказался у него в левом кармане.

Я опустил с плеча камеру, но позабыл ее выключить. Это произошло точно также, как и с диктофоном во время одной из наших встреч в московской «Олимпик-Пенте» — пяти-звездочном отеле, где любил останавливаться Аслан. Тогда-то он и поведал мне о предпринятых шагах для получения биоэнергетического оружия. Хотите послушать? Одна из копий давно на Бй-би-си…

В глазах Абашидзе я был мышью, с которой можно ещё поиграть, но нельзя выпускать из лап. Мне ничего не остава-лось другого, как подыграть диктатору,

Газета «Труд», 28 октября 1993 года. Из статьи «Если ты мужчина — не стреляй!»: 

…И в юности Абашидзе слыл в Батуми за лидера. Но вот однажды на танцах паренек не приглянулся кому-то из местных уркаганов. Он выхватил пистолет и приставил к груди Аслана. Но тот не отвел взгляда.

— Стреляй, если ты мужчина!

Бандит нажал на курок. И осечка оказалась просто счастливой случайностью,

Побледневший от ненависти Аслан разжал губы.

— То, что ты не сделал пистолетом, я сделаю руками, — произнес он чуть слышно. И пощады, зная Аслана уже третий год, думаю, обидчик не дождался. Абашидзе гнался за ним через весь город. И тут пистолет не дал сбоя. «Всю обойму в меня расстрелял». Но удача вновь улыбалась Аслану. Пули его в тот раз не задели».

Перед тем как диктовать материал в «Труд» я прочитал текст Абашидзе.

— Я знаю, как всё происходило на самом деле, — сказал я. — Но этот несколько беллетризкрованный вариант, мне больше нравится.

Аслан улыбнулся — он не возражал.

0тмонтировав репортаж о гастролях Сабрины, я собирался, как обычно, отправить его с летчиками во Внуково.

Из приемной позвонил начальнику аэропорта. 
— Джемал, сегодня есть самолет на Москву? 
— Нет.

Не успел я повесить трубку, как Джемал Мехсудович Дзнеладзе простучал о моем звонке в резиденцию. Он не знал, что я говорил с ним из нее же!

В тот день я всё-таки поехал в аэропорт, решив оставить кассету синоптикам. Уж они-то наверняка передадут ее пилотам.

Каково же было мое удивление, когда на поле я заметил самолет, вылетающий в Москву. Этим рейсом возвращалась Нелли Кахидзе и участвовавший в концерте ведущий «Музобоза» Ванька Демидов.

Пути отступления отрезаны?

Газета «Труд», 28 октября: 

…А тем временем жизнь в Аджарии не затихает ни на час. Вчера Председатель Веховного Совета принял маэстро грузин-ского кинематографа Резо Чхеидзе. Режиссер и общественный деятель привез письмо о проведении в Батуми Всемирного форума грузинов, живущих на всех континентах.

Политики, коммерсанты, предприниматели, военные… Кого только не встретишь в новой, только что перестроенной резиденции Аслана, которую с полным основанием можно назвать Дворцом Аджарии.

Приезжавший в Батуми лорд Фэйрфакс учредил в Лондоне Фонд Абашидзе. Прежде всего, его средства будут направлены на развитие здравоохранения и образования Аджарии.

Ведущая греческая фирма уже разработала семь (!) вариантов реконструкции Батумского порта. Абашидзе видит его не только крупнейшей перевалочном базой Закавказья, но и России.

Американцы приступают к созданию завода по производству двух тысяч котеджей.

Недалек тот день, когда военный аэропорт, зажатый нынче между горами и морем, сможет принимать большие самолёты. Аслан планирует удлинить взлетную полосу, отвоевав ее у моря.

В городе задействовала спутниковая связь, способная за считанные минуты соединить Абашидзе с любой точкой земного шара.

На улицах мелькают машины «Скорой помощи», закупленные в Великобритании.

В дни, когда весь отечественный кинематограф переживает упадок, Абашидзе открывает в Батуми киностудию «Аджария-фильм».

Когда-то я задумывал снять фильм об Аслане. Но потом понял — не потянуть — съёмки о нем должны вестись в Анкаре и Лондоне, Баку и Ереване, Роттердаме и Вене, Женеве и Москве. Такова нынче сфера интересов и, не побоюсь сказать, влияния аджарского лидера».

Сейчас я размышляю об истоках фашизма в Германии. Сколько надежд в сердца немцев вселил Гитлер! Новые рабочие места, возрождение промышленности, создание могучей армии!

Однажды Абашидзе мечтательно произнес:

— Эх, мне бы только одну область в России, — он посмотрел на меня и добавил: — С сильным военным одругом.

Что произошло бы дальше, я знал и без Аслана. Вскоре он сидел бы в Кремле, а народ с большим воодушевлением строил новый Беломорско-Балтийский канал. Впрочем, и сегодня Кремль для Абашидзе пока не заказан. Первые лица в правитель-стве России ему — друзья.

Второй раз я позвонил начальнику аэропорта, когда понадобилось проводить в Москву знакомых. 
— Нет билетов, — безапеляционно заявил Джемал. И, выдержав паузу, поинтересовался: — Это ты летишь? 
— Нет, директор «Мосасфальтобетона» с женой… Крючков Константин Сергеевич… Я вас знакомил… 
— Да? Пускай приезжают — отправлю,

Вот так-с… И снова доклад в резиденцию. Да я же из нее говорю, Джемал Мехсудович! Я всё слышу!

Все было, ясно. Аэропорт для меня блокирован. Теперь оставалось угадать, за какой дверью меня подкараулит Алик Бакуридзе. В аджарской тюрьме сознаешься даже в том, что Эдуард Амвросиевич вложил тебе в руки парабелум.

Под окнами резиденции завизжали тормоза. В приемную вбежали телохранители, а чуть позже появился и Аслан.

— Я только что разговаривал с Шеварднадзе по телефону, — с улыбкой произнес он. — Я сказал ему, что ты передал, мне информацию — его люди готовят на меня покушение!

Я опешил. Что он, меня за идиота держит?! И внутренний голос твердо сказал: «Да». За мышь, которой уже из лап не вырваться.

В принципе он действовал верно. Наведя на меня напраслину, очернил в глазах Эдика. Будет ли он мне доверять после подобной «информации»?

Мне вспомнилось, как в феврале в Батуми приехал проездом из Турции заместитель спикера грузинского парламен-та.

В те дни Абашидзе не без моей помощи трубил о готовящемся вторжении правительственных войск в Аджарию. Сейчас я понимаю, что это был точно выверенный политический ход, направленный, прежде всего против Китовани — заклятого врага Абашидзе. Но тогда я считал, что, работая на опережение, мы предвосхищаем планы противника. Иметь дело с тбилисскими мародерами никому не хотелось.

В моем присутствии Аслан заставил высокого гостя два часа слушать беспрерывный поток обвинений. Причем, умышленно говорил по-русски. А в конце беседы вдруг ляпнул:

— Вы знаете, какой у Мезенцева компромат на Шеварднадзе. И только я его сдерживаю.

Он ошибался. У журналиста всегда найдется компромат на любого политика. Но зачем меня так подставлять?

Теперь я понимаю — уже тогда, когда наша дружба достигала кульминации, он сжигал мне мосты в Тбилиси. Господи, как умеют красиво хоронить в Аджарии!

…С каждым днем настроение Абашидзе портилось.

Поражения Гамсахурдиа выводили его из себя. Аслан стал не сдерживаться и орать на людей, что раньше за ним не водилось.

Его помощник Юра Криворук работал у него уже десять лет и утверждал, что знает папу, как он называл шефа, лучше, чем Магули — жена Абашидзе.

— За последнее время он очень сильно переменился, — сказал Юра. — Он и в правду возомнил себя беком. Тычит всем своей родословной, будто она всё может оправдать. Если хочешь знать, в Грузии каждый второй — князь. Раньше он был очень скромным человеком — шил костюмы у одного еврея. Почему-то всегда просил, чтобы подкладка была красного цвета. Теперь же он носит пиджаки от «Валентино» и то лишь те, что кроятся в одном экземляре.

Мне было жалко Юрку. Хотя он меня и закладывал Левану Жгенти, который, в свою очередь, стучал Аслану. Вольно или невольно Юрик превращался в царедворца. И Абашидзе тоже не хотел его отпускать.

Отец Криворука давно эмигрировал в Израиль. И Юра постоянно возил ему деньги из Батуми. Он был хорошим сыном.

Однажды я спросил его, почему он, блестяще владея грузинским, всё время говорит только на русском.

Он улыбнулся одними печальными еврейскими глазами и ответил.

— В ЦК партии Грузии работал один абхаз. Когда его где-то спросили, кем тот работаете, он ответил: «Абхазом».

Газета «Труд», 28 октября 1993 года: 

«…Когда я пишу эти строки, в нескольких десятков километров от Батуми идут бои. Звиад Гамсахурдиа овладевает Западной Грузией. Эдуард Шеварднадзе взывает о помощи к России, Азербайджану, Армении. Стрельба уже звучит на подступах к Кутаиси. Вахтанг Кобалия рвется к Тбилиси.

В Батуми ярко светит солнце. Переливаясь всеми цветами радуги, блещут в Приморском парке знаменитые цветомузыкальные фонтаны.

На набережной в кофейне сидят небритые мужчины и говорят о красивых женщинах. И никто не думает, как во всей Грузии, что сегодня может погибнуть от шальной пули. «Если ты мужчина, не стреляй!» Такой нынче девиз Аслана Абашидзе».

(Передано по телефону 20 октября).

24 октября 1993 года. 
Владимир Мезенцев — для «Панорамы «Маяка»: 

«Вчера в кинотеатре «Батуми» близ железнодорожного вокзала была обнаружена граната Ф-1. Металлическая проволока соединяла ее с часовым механизмом. Для сведения: граната Ф-1 поражает осколками в радиусе 200 метров. Под угрозу ставились десятки человеческих жизней. По оперативной инфор-мации стало известно — в городе заминированы и другие объекты.

По тревоге были подняты все подразделения министерства внутренних дел. О случившемся немедленно поставили в известность командование погранотряда и батумского гарнизона Российской группы войск. Удалось оперативно выставить оцепле-ние у кинотеатра и прилегающих к нему улиц. К разминированию приступили саперы.

А тем временем жизнь в городе шла своим чередом. В Приморском парке гуляли беззаботные жители. Многолюдно было на улицах, набережной и, конечно, базаре, расположенном в непосредственной близости от места происшествия. Лишь немногочисленные посвященные терялись в догадках… Что последует за этой диверсией. Ведь без громких слов можно сказать, гражданская война подошла к самому порогу Аджарии.

Только поздним вечером опасность удалось устранить. Что ждет Батуми завтра, никто сказать не может».

25 октября 1993 года, 
Радиостанция «Маяк»: 

«Несколько минут назад мне удалось связаться по телефону со Звиадом Гамсахурдиа, объявленным тбилисским руководством государственным преступником.

Экс-президент охарактеризовал ситуацию в Западной Грузии как крайне напряженную. На фронте сложилось тяжелое положение. Звиад Константинович подчеркнул — военное вмешательство России в дела Грузии недопустимо.

Гамсахурдиа отказался отвечать на вопрос, какие он предпримет шаги в случае военного поражения. Такие вопросы не задают,— сказал он.

Как известно, выступая вчера по московскому телевидению, Шеварднадзе заявил, что у Гамсахурдиа нет никакой политической программы. Комментируя эти слова, экс-президент усмехнулся, заметив, что, по его мнению, это у Шеварднадзе нет никакой программы.

— Мы за новые всенародные парламентские выборы, — продолжил Гамсахурдиа. — В них примет участие всё население, включая и сторонников Шеварднадзе.

В конце беседы экс-президент пожаловался, что практически лишен телефонной связи. И мы договорились, что я сам буду звонить ему в Зугдиди.

26 октября 1993 года: 

Из письма:

ЗАМЕСТИТЕЛЮ КОМАНДУЮЩЕГО РОССИЙСКОЙ 
ГРУППЫ ВОЙСК В ЗАКАВКАЗЬЕ, 
ГЕНЕРАЛУ В. Ф. БЕЛЬЧЕНКО.

ДОРОГОЙ ВАСИЛИЙ ФЕДОРОВИЧ!

Направляю Вам газету «Криминальная хроника» о моих злоключениях (статья «Где твой черный пистолет?»).

Журналистское правило — доводить всё до конца. Однако так не хочется, признаюсь, писать продолжение и оказываться вновь в центре кегебешного внимания.

Конечно, для репортера скандалы как хлеб с маслом. Но, поверьте, нет большего друга у РОССИЙСКОЙ группы войск, чем корреспондент «Останкино».

Сегодня вы передаете Шеварднадзе новейиую технику. Неужели пожалеете ржавый пистолет для собкора? Ведь события с каждым днем развиваются всё тревожней. А на мне — видео-камера, техника, не говоря уже о семье, детях…

Надеюсь и заранее благодарю.

Уважающий Вас 
Владимир Мезенцев.

Действительно, ситуация менялась на глазах. Получив от Ельцина оружие, и овладев с помощью русской армии железной дорогой, Шеварднадзе погнал сторонников экс-президента.

Абашидзе рвал и метал. Он поспешно подготовил открытое письмо Звиаду Гамсахурдиа, в котором призывал «прекратить братоубийственный конфликт». Но за Аслана уже говорили его автоматы, переданные Кобалии. Реабелитироваться не удавалось.

— Передай, — попросил он меня в те дни. — У меня точная информация… Армения и Азербайджан не введут войска… Русские опять окажутся в одиночестве.

Накануне я повздорил с его новым советником Лазарем Закариадзе. Таких обычно берут специально, чтобы рейхстаг поджигать. Все тот же Юра Криворук рассказавал, что этот Лазарь — душевнобольной. Тогда почему он не в Кахабери, где у нас сумасшедший дом, а в президиуме Верховного Совета автономной республики. Более того, Аслан таскал его с собой даже в Лондон!

Лазарь появился в ресторане, куда я заскочил перекусить перед эфиром. Государственный советник был в сиську пьян.

— Я убью тебя! — закричал он. — Убью твою жену, твоих детей!

Очевидно, его взяли всё-таки ненапрасно. Я поднялся из-за стола и ухватил горлышко «Боржоми». И только в последний момент заметил в углу референта Председателя Верховного Совета. Я знал, что Игорек одновременно получал деньги и у Аслана, и в КГБ. При нем мне не хотелось конкурировать с великим живописцем и повторять картину убийства непутевого сына аджарского Ивана Грозного.

— Так передашь? — переспрооил Аслан.

22 октября 1993 года: 

Радиостанция «Маяк»:

«Как мне сообщили из правительственных источников, Армения и Азербайджан врядли откликнутся на призыв Эдуарда Шеварднадзе и введут свои войска в Грузию. Это самым негативным образом отразится на их многочисленных соотечест-венниках, проживающих в здесь.

Всем памятна и формулировка об охране коммуникаций. Именно с этой целью Тбилиси первоначально вводил войска в Абхазию. Чем обернуласъ эта акция, рассказывать не стоит. Кстати, из тех же источников мне стало известно, что войска Вахтанга Кобалия вовсе не угрожают железнодорожному сообщению на занятой территории».

В очередной раз по просьбе Аслана, я нигде его не упомянул. Каково же было мое удивление, когда он обернул всё против меня.

В Батуми приехали корреспонденты первой программы Тбилисского телевидения. Настроены они были заранее агрессивно.

Абашидзе метал перед ними биссер, устраивал обеды и убеждал, какой он хороший, а его политика — единственно верная.

Он чувствовал, как с каждым днем набирает силу Шеварднадзе, на котором ещё вчера многие, в том числе и он, поставили крест. Но я не знал, что тбилисские коллеги точили зубки и на меня.

Вместе с ними Аслан встретил меня в коридоре Верховного Совета. 
— Что ты написал! — закричал он. — На какие правительственные круги ты ссылаешься?!

Я с удивлением посмотрел на него и сказал, глядя на тбилисцев:

— Армянские! 
— Вот так и пиши! — Оборвал меня он. И повернувшись к телевизионщикам, заговорил на грузинском. Единственное, что я разобрал было: «Помогите его выдворить!»

Я думаю, что он имел в виду не меня.

В тот же вечер мне позвонил Криворук.

— Срочно принеси папе все, что ты публиковал. Сегодня он выступает по телевидению. 
— Юра, «все» у меня давно в Москве. Но год назад, когда ему потребовалось сказать обо мне доброе слово, он обошелся без текстов. А если вы задумали судилище, то тем пачее они вам не нужны. 
— Не дури, Володя. Ты знаешь, как он к тебе относится. 
— Теперь знаю.

Тбилисские тележурналисты попросили меня дать интервью. 
— Какие проблемы, ребята? Пожалуйста!

То, что произошло в дальнейшем и вспоминать противно. Это была банальная провокация. Из меня делали врага грузинского народа, а я считал Грузию чуть ли не своей второй родиной.

— Вы разжигаете межнациональную рознь! — кричали мне в лицо. — Вы противопоставляете Аджарию всей Грузии? Вы поддер-живаете наших врагов! 
— Извините, — поинтересовался я, — вы читали мои публикации? Слушали радиопередачи? Смотрели телепрограммы? 
— Нет. (!!!) 
— Тогда о чем нам говорить?

Я вышел из комнаты и, поднявшись на второй этаж, в приемную Абашидзе попросил соединить меня со студией «Маяка». В Останкино мне сразу дали живой эфир.

27 октября 1993 года. 

Панорама «Маяка», (Вечерний выпуск):

«Только что по просьбе корреспондентов Первой программы Тбилисского телевидения я дал интервью своим коллегами. Во время съёмок, которые велись в совершенно тенденциозной манере, прозвучали обвинения в мой адрес в клевете, предвзя-тости и других смертных грехах.

Думаю, не стоит говорить, что два года работы в Грузии в условиях гражданской войны доказали, что нет более ярого сторонника мира на этой земле, чем ваш собственный корреспондент. Однако со своей стороны я вынужден официально обратиться к правительству Грузии и лично господину Шеварднадзе с просьбой оградить от дальнейших провокаций работу корреспондентского пункта «Останкино» и создать приемлимые условия для выполнения моего профессионального долга».

На следующий день шеф грузинского телевидения Ачико Гогелия передал, что запись интервью он отвез лично главе государства. Какова ее дальнейшая судьба, мне неизвестно.

Я больше не мог видеть Абашидзе. Последние дни я перестал заходить в Верховный Совет. Будь что будет, решил я. Каждое утро брал камеру и шел снимать город.

Я любил Батуми, его людей и хотел думать, что когда-нибудь меня здесь вспомнят не только в связи с периодом правления Аслана Абашидзе.

Ко мне и видеокамере уже стали привыкать на базаре, в казармах спецназа, в порту. А ещё в 145-ой дивизии, здании КГБ, тюрьме, да мало ли ещё где…

Задача эвакуации осложнялась и тем, что требовалось обезопасить себя в дальнейшем. А для этого придется вывезти магнитные пленки, кассеты и документы. Мне многое удалось снять в Батуми, что способно привести в шок телезрителей.

В один из моих утренних вояжей я заметил, как к набереж-ной пришвартовался «КИЛ – 25». Это был старенький теплоход Черноморского военно-морского флота, делающий и в хорошую погоду от силы семь узлов. В трюмах сухогруза гнила капуста, доставленная в 145-ую дивизию.

— Мне нужно пройти к капитану, — сказал я вахтенному. Тот нехотя побрел в надстройку. Отсчет времени — в Батуми я заменил в часах батарейку — шел на минуты. Затылком я чувствовал прерывистое дыхание филеров. Наконец матрос снова показался на палубе.

Меня пригласили в кают-компанию.

Капитан Жуков пил чай вместе с помощниками. Разговор при посторонних не вязался. И догадавшись об этом, Эдуард Петрович предложил пройти в каюту.

— Возьмите меня в Новороссийск, — сказал я, когда мы остались одни. 
— Пожалуйста, какие могут быть вопросы. Приходйте прямо к отходу.

Я нажал на кнопку, и камера, зажужжав, выплюнула кассету. 
— Если я не вернусь, передайте ее, если не затруднит, в Москву.

Капитан пристально посмотрел на меня и, переходя на «ты», предложил:

— Давай я пошлю с тобой матроса.

Я не возражал. Моим провожатым оказался двухметроворостый, бородатый моряцуга с пудовыми кулачищами. По дороге в гостиницу мы встретили Лазаря. 
— Я читал твою последнюю статью в многотиражке, — сказал я. — Такого философского осмысления роли Абашидзе в грузинской истории ещё никто не делал.

Мальчик зарделся. 
— Думаю, тебе теперь надо печататься в «Известиях», — продолжил я. 
— Я тоже об этом думал, — неожиданно раскрыл рот идиот.

В «Интуристе» стоял переполох. 
— Вас вызывают в Верховный Совет, — наперебой говорили дежурные. – Говорят, очень срочно! Пять раз звонили!

Значит, затылок не подвел. Информация о моем визите на теплоход уже пошла к Абашидзе. 
— Сейчас иду, — сказал я. — Вот только товарища провожу. — Я кивнул на матроса и внес успокоение в верноподданичес-кие чувства горничных. Они привыкли, что я постоянно кого-то встречаю или провожаю.

Я позабыл сказать, что недавно мой номер обыскивался. Горничные видели, как неизвестный мужчина, очевидно, местный кагебешник, спокойно вышел из моей комнаты, заперев дверь своим ключом. Но тогда люди Аслана так ничего и не нашли.

Забрав из номера сумку с документами, мы вышли на улицу. Вместо того, чтобы сразу направиться в порт, я обошел чуть ли не весь город и вышел на набережную со стороны базара.

На теплоходе мы условились с капитаном — если обо мне будут наводить справки, он ответит: «Да, приходил какой-то корреспондент, просился на борт. Но мы его направили в штаб дивизии. Ведь все вопросы перевозок решаются через него».

Аслан знал, что с новым комдивом у меня отношения не задались. Несколько раз они вместе попадали в мой объектив, причем с секретными картами Российской Армии. А полковник вовсе не собирался становиться звездою экрана. Мне бы он отказал.

Капитан эапер меня в опечатанной штурманской рубке, пообещав

освободить после отхода. Но вот он-то как раз и задерживался. Комдив не нуждался в такой капусте.

Двое суток я провел под добровольным арестом. Как меня разыскивали в Батуми дальше, я не знаю. Но поздней выяснилось, звонили даже домой в Москву.

Ночью к борту «КИЛ-25» подошел катер. С него спустили водолаза. Но пока я растолкал капитана, и мы вышли на палубу, катер уже растворился во мраке. И вот как в старое доброе время над кораблем зазвучал старпомовский бас: «Аврал! Команде занять места по расписанию!»

В заключение могу сказать, что если аджарский водолаз и подвел мину, то она не сработала. И ещё… «КИЛ-25» не всегда возил одну капусту. Этот корабль предназначался для подъёма подводных лодок!

Неделю спустя поезд Новороссийск — Москва подходил к Курскому вокзалу. Я перекинул через плечо сумку и зашагал по перрону. Кажется, у меня есть еще пару информации для Останкино.

Я еще не знал, что там меня ожидает повышение. Руководство

ИТА предложило поработать внештатным корреспондентом. Ну, что ж… С этого я начинал в Гостелерадио двадцать пять лет назад. Но тогда я еще и учился в восьмом классе московской средней школы.

В. МЕЗЕНЦЕВ 

Журнал «Журналист», № 2, 1995 год