Дневник первокурсника ПРОЗРЕНИЕ 

Когда одна девочка должна была мне нравиться, я ее игнорировал. Когда я должен был в нее влюбиться, не было на свете человека, которого я бы так ненавидел. А когда должен был охладеть к ней, внезапно понял, что люблю. Не влюбился, а полюбил. Наверное, так и складывается любовная истина? Алогично, но правдоподобно.

Я не знал жизни раньше. Полюбив, научился самым разным вещам: бояться, доверять, бороться, ревновать и, конечно, страдать. Порой думаю, что страдание – самое прекрасное в жизни.

А еще я был большим дураком. Был уверен, что разум правит миром. Оказалось, разум правит только глупым миром. Первозданным миром правит сердце. Зачатки этого мира теперь у меня в душе.

Я завидую тем, кто провел свое детство в глухой деревне; от дождя никогда не прятался, а яблоки исключительно воровал. Тем, кто по утрам бил коров кнутом по их толстой коровьей попе, дразнил свиней, а вечером сажал червей на крючок и загонял кур в курятник. Кто пил воду только из колодца, а молоко – парным. Кому не нужны были амортизаторы к велосипеду, а к мотоциклу – права. Кто жил душой, а выживал трудом.

Я знаю, что должен написать что-то серьезное, святое. Но прекрасно понимаю, что слишком ограничен для этого. Не там родился. Поэтому ненавижу город. И себя.

Я – такой дурак! Большой дурак. И все детство мое – история дурака. Вот, послушайте…

Мой первый поцелуй случился в пионерском лагере «Автомобилист». Мне тогда было двенадцать.

Все целовались здесь впервые. И если сравнивать, то мне даже повезло. Мой друг гулял с девочкой, которую мы с первого взгляда прозвали «плаксивой жабой». Ее лицо имело форму рваного, покосившегося круга, а волосы – точно водоросли: и цветом, и запахом.

Моя же девочка имела чистое овальное личико, темные волосы с хвостиком, пухлые щеки, живые глаза и подвижные брови. При взгляде на нее мне постоянно казалось, что она передразнивает. Говорила много, но с наивной глупостью и не к месту.

Ребята твердили, что она у меня самая красивая и веселая. А я не любил ее за тот джинсовый комбинезон, в котором она ходила на все зарядки, обеды и дискотеки.

Я даже не пытался с ней разговаривать, и поэтому первые несколько танцев упорно молчал. Знаете, как это обычно:

— Я Леша из шестого отряда. А ты? 
— Я Маша из седьмого. 
— Здорово, что мы танцуем. 
— Да, прикольно.

Я говорил лениво, но с приятностью. Танцевали мы плохо: во-первых, она не чувствовала ритма; во-вторых, не давала мне опустить руки ниже своих плеч.

Она мной очаровалась, хотя я ничего для этого не сделал. Под конец заметил, что она вертится по кругу и выделывает некрасивые па, когда медленная музыка начинает звучать. Притворяется, наверное, заигрывает. Подхожу, а она отворачивается. Не вижу, мол, тебя. Потом резко разворачивается: «А-а, снова Леша! Вот не ждала!»

Танцуем. Под конец она шепчет мне на ухо: «Я тебя люблю», — и стыдливо опускает голову. «Да», — говорю. 
— Что «да»? 
— И я тебя, в смысле.

На краю лагеря – футбольное поле. Три парочки вышли из клуба, взялись за руки и молча, мини-колонной обошли поле по кругу. Потом еще два круга – и обратно. Это называлось «Пойдем, погуляем». Вот так и мы с ней.

Возвращаться в клуб она не хотела и позвала на улицу. Я отнекивался, но ребята толкнули в спину. Мы постояли с минуту, она смотрела мне в глаза, я – на ее брови. Потом резко приблизилась, и… кошка вылизала котенка.

Да, именно так. Как у всех, наверное. Мне было неприятно: ведь я мог полюбить ее, если бы без поцелуев! Но случилось обратное: я мило улыбнулся, сказал «до завтра», и больше не видел ее. А к девочкам утратил интерес на два года.

Тогда меня злила пылкость, но теперь даже кажется, что я только сейчас полюбил ее за детскость, глупость и радостный, полный надежды взгляд. В чем упрекать ее? Ведь ей тогда было всего одиннадцать, а мне – целых двенадцать! Я и тогда был снобом. К сожалению.

Два года прошли, и я оказался в спортивном лагере на Украине. Самая красивая девочка, с точки зрения все тех же ребят, опять была у меня. Наша повариха приходилась ей бабушкой, и потому, когда однажды я не пришел к ней на свидание (футбол – это святое!), прямо на обеде пришла бабулька и закричала: «Кто тут Лешенька? А ну-ка давай я тебе кашки подложу! Крепеньким будешь!» Половник опустился ко мне в тарелку, и каша потекла через край. Все смеялись, а мне было стыдно. Я этот стыд навсегда запомнил.

Парни твердили, что ей от меня надо только одно: попасть в Москву и прописаться в квартире. «Но ведь мне 14!» «Так это для них еще лучше!»

— Глазом моргнуть не успеешь, как она родит ребенка, разведется с тобой и потребует квартиру.

— Но ей 13!

— Тем более! Еще изнасилование добавит!

В общем, было весело и интересно. Я однажды ночь не спал – думал о преимуществах холостой и семейной жизни. Расстаться не мог, так как она слишком добрая. Целовал ее страстно, но недолго, потому что боялся случайно сделать ребенка…

Лето кончилось, а в сентябре пришло письмо. Она писала, что любит и скучает по моим ушам. Я дал письмо маме: «Напиши ей что-нибудь, а то я боюсь» Что именно ответила мама, я даже не читал. Знаю, что там было много о дружбе и немного о любви. С Украины писем больше не было…

А на Родине меня ждала последняя любовь. С нее начинался этот дневник. Закончу тоже ей. Есть много версий о том, что такое настоящая любовь. Мне нравится эта: когда ты думаешь не о себе, а о ней, а она – лишь о тебе. Но это в идеале. У меня такого нет, и я очень жалею. Ну не краснеют мои большие уши постоянно… Понимаете? 

А. К.