Традиционная встреча домжуровцев с главным редактором «Эхо Москвы» Алексеем Венедиктовым прошла у него в кабинете…на полу. Просто многим ребятам не хватило кресел, и они расселись прямо на ковре. Однако за два часа монолога знаменитого радиожурналиста, никто не пожаловался на неудобства. Диктофоны включены, идет запись! 

— «Эхо Москвы» – 1990 год рождения. В июне был принят закон о печати, который впервые разрешил частное средство массовой информации.

В августе мои друзья решили создать радио для себя, для своего удовольствия, и 22 августа 1990 года “Эхо Москвы” впервые вышло в эфир.

Как мне рассказал Михаил Сергеевич Горбачев, 12 сентября — не прошло и 20 дней! — а правительство уже обсуждало, что это за враждебная радиостанция под стенами Кремля возникла? Сразу же обсуждали, на президентском совете!.. Это достойная история.

В это время к Москве были подведены войска, там опасались переворота, и только наше радио сообщало, что эти войска подошли к Москве не для того, чтобы картошку собирать. Вот поэтому это обсуждалось на президентском совете.

Нам 16 лет. Несколько раз на протяжении истории «Эхо Москвы» мы меняли формат. Почему мои друзья сделали «Эхо Москвы», потому что их не удовлетворяла государственная политика в радио, пропаганда, односторонность. И «Эхо Москвы» возникла, как альтернативная государственной политике, оппозиционная государственной политике, тогда горбачевской, замечу я, то есть она возникла в Советском Союзе еще.

Где-то в 1994 году мы приняли решение, что мы будем делать радио “news and talk”, то есть новости и дискуссии. Мы считали, что в 1994 году новостей стало все меньше на каналах, больше стало политики такой, рассуждений. Людям нужны были новости.

С 1994 года у нас новости выходили каждые 15 минут, а между ними короткие беседы, короткие передачи. В час — четыре выпуска новостей.

Два года тому назад мы изменили формат нашей радиостанции. На первое место мы ставим дискуссии, мнения, интервью. Новости вышли у нас на вторую позицию. В связи с чем это произошло? С развитием Интернета. 78% нашей аудитории смотрит новости в Интернете. Поэтому нам бессмысленно соревноваться с Интернетом. А то, что касается opinion и discussion, то сейчас в российском радио, да и на телевидении практически отсутствуют, если говорить о прямом телеэфире.

Теперь у нас новости в основном идут каждые полчаса. Каждые 15 минут только утром и в 19 часов. И, наконец, последнее изменение формата, которое мы сотворили в начале осени — мы стали активно привлекать слушателей реально к участию в программах.

Мы создали так называемый «клуб привилегированных слушателей» через наш сайт, где любой слушатель может заполнить анкету, раскрыть свое подлинное имя, свои подлинные телефоны, адрес; написать эксперту, в какой области он является, свою трудовую биографию. После чего мы ищем по базе данных подходящих к теме людей. Мы просто приглашаем его, как гостя. Клуб этот всемирный. На самом деле там люди совершенно разных профессий. Мы смотрим, о, Иван Иванович, специалист по проституции! И выводим его в эфир. Ребята, у нас были дебаты по эвтаназии, я надеюсь, вы знаете это слово, и поскольку у нас был представитель правительства, господин Борщевский, адвокат, то мы нашли среди нашего клуба медиков, специалистов по мозгу, которые знают, когда мозг умирает, и позвали в эфир. Этот человек сидел в Германии. Он, на мой взгляд, очень удачно импонировал Борщевскому с точки зрения медицины.

Уже порядка 800 человек в этом клубе акцептировано. Мне достаточно набрать темы, например, эвтаназия, психология, наркомания… У меня высыпается список людей, кого-то мы приглашаем в эфир. Мы движемся по пути того, что каждый человек… Для России это новшество, а на Западе на некоторых радиостанциях это уже было.

Мы нашли подобный прием в ЮАР, мы нашли его в Австралии. Очень много проблем, ошибок и неудачного выбора… Это правда, но поскольку наша репутация, как жена Цезаря, вне подозрения, мы можем позволить себе пробовать людей.

У нас в клубе есть даже школьники. А кто еще сможет обсудить тему ЕГЭ?! Естественно, мы выбираем школьника из города Ухта, где это? Он испытал все это на своей шкуре. Мы его выводим в эфир, как гостя, как эксперта, как соведущего. Это следующий рывок нашей радиостанции.

Мы существуем в конкурентном поле, где нужно бороться рейтинг. С этого сентября вы можете зайти на наш сайт и увидеть, что там есть место для анкеты.

Пожалуйста, кто считает себя экспертом в некоторой области, у вас есть шанс, что когда-нибудь вас позовут в программу. А может, и не позовут, может до вас дело не дойдет. Но вы ничем не рискуете, собственно говоря. То есть мы двигаемся по пути расширения экспертов, потому что замыленная колода, говорят везде одни и те же люди, нашим слушателям это не интересно.

Мы — коммерческая радиостанция, мы живем на доходы от рекламы, мы прибыльная радиостанция, и свои акционерам мы платим каждый год дивиденды. Нам важно, чтобы у нас был рейтинг, нам важно, чтобы у нас была реклама, нам важно, чтобы у нас была репутация.

Я вообще считаю, что для радио успех покоиться на трех «р»: репутация, рейтинг, реклама. Они все должны быть взаимосвязаны, поэтому это бизнес, жесткий бизнес, это очень тяжелая работа. Эта работа кровавая, иногда во всех смыслах этого слова.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: У вас были программы о мужской проституции? 

ВЕНЕДИКТОВ: Нет, я даже, честно говоря, с этой темой не очень хорошо знаком. А надо? Когда вели у нас программу о проституции, она не делилась. Кстати, в эту программу позвонила девушка, которая этим делом занимается. Она позвонила прямой эфир и рассказала о тех проблемах реальных, тех угрозах, с которыми связана эта профессия. Это было безумно интересно. Программа называется «Народ против Борщевского». Я как раз ехал в машине и просто обалдел. Это не просто «ха-ха-хи-хи», это целая социальная проблема.

Когда парень, который занимается этим бизнесом, содержит все это, является сутенером. Для них это зарабатывание денег. Это проблема, в том числе и для нас, и, мне кажется, ее надо обсуждать. Девушка оставила нам свой телефон, но не для того, чтобы мы пользовались ее услугами. Она потом позвонила и сказала, что если еще будут такие передачи, она готова и от имени подруг рассказать о проблемах. Как их крышуют менты, с каким насилием сталкиваются. Звонил бы мужчина, рассказали бы про мужчину. Это все вопросы, которые вас интересуют?

СЛУШАТЕЛЬ: А почему народ против Борщевского? 

ВЕНЕДИКТОВ: Знаете, есть такой фильм замечательный «Народ протии Лари Флинта», то есть любое название передачи – это некая реклама. Мы ее продаем, грубо говоря, чтобы у людей что-то ассоциировалось. И вот члены клуба, это наши слушатели должны оппонировать Борщевскому — задумка такая. Не получается, кто-то с ним соглашается… Мы себя не оправдываем, будем менять. Но название – это самое тяжелое, что можно придумать на радио. Название, оно публикуется, оно должно привлекать внимание. Это реклама, это обертка.

СЛУШАТЕЛЬ: Сам господин Борщевский не был против?

ВЕНЕДИКТОВ: Он против был. Я ему сказал: «Не хочешь – пошел вон!» У нас радио знаменитое. Будет «Народ против Кучерены». Нам все равно. Здесь диктую я. Тут нет никакого сомнения, что «Эхо Москвы» это монархическая, авторитарная организация. Никогда никакой приглашенный гость не будет здесь диктовать правила. Когда нам предлагают отслушивать звонки – до свидания. У нас это вообще не водится. У нас звонок, в отличие от других радиостанций… Пожалуй, мы единственная радиостанция, из разговорных во всяком случая, я не знаю, как у музыкальных, где мы не отслушиваем звонки. Поэтому у нас очень много мусора в эфире. И у нас каждую неделю на директорате говорят: «Давай отслушивать звонки, потому что, ну, невозможно, передача сыпется».

У нас, например, идет серьезный разговор, звонит человек… Идет разговор об эвтаназии, а он говорит: «Вы знаете, ваш корреспондент неправильно поставил ударение в слове».

Человек, действительно, оскорблено звонит, но передача-то сыпется. Не об этом речь, дорогая. У нас не лингвистический клуб вообще-то. Но мы все равно этого принципиально не делаем.

У нас была смешная история, когда приходил еще тогда президент Клинтон. Американцы очень долго со мной обсуждали, поскольку прямой эфир, звонки. А это разгон, дело Моники Левински, если вы знаете. Значит так, они сказали, что готовы на прямые звонки с одним условием, надо поставить аппаратуру, которая на 15 секунд задерживает звук — есть такая.

Я так вести не могу, не умею. Ну, как? Идет звонок, потом ко мне куда-то приходит, я принимаю… Я говорю, я не смогу вести. Буду только думать о технике. Потом этот человек, я по-английски не понимаю, но как мне объяснили, он сказал: «Ну, и хрен с тобой!» В общем, шли прямые звонки, более того, американцы стояли рядом с пультом, двое их было, и смотрели, чтобы звонки были прямые, чтобы не было записанных. У них так бывает, у нас так не бывает. Чтобы не было подставы, а у нас действительно – раз, два, три, четыре – нам все равно. Звонят разные люди. Но скажу честно, каждую неделю, повторяю, это не преувеличение, на директорате на меня наезжает часть коллег, говорят: «Давай все-таки отслушивать, ну, невозможно. Ты ведешь передачу, сыпется trash. Эфирного времени жалко».

Здесь всегда выбор между таким прямым, когда тебя могут спросить о чем угодно, сорвать передачу, и ты должен быть готов; и более отлаженные, более отлизанные передачи, когда звонки заранее отслушиваются, или записываются. Пока меня не уговорили, хотя я понимаю мусорность этой истории.

СЛУШАТЕЛЬ: Какое радио на данный момент вы считаете конкурентом? 

ВЕНЕДИКТОВ: Очень много конкурентов у нас, на самом деле. Наши конкуренты делятся на три группы, если брать московский эфир. Это государственные организации разговорного жанра. Они конкуренты еще в таком плане, что им не надо биться за рекламу, у них звук лучше, потому что они висят в Останкино выше, они не платят за это. Они могут платить. Вот, например, у меня, условно говоря, в четверг, в 19 часов Леонид Развиховский, бесплатно, естественно, ведет эфир. А у них он ведет за деньги.

У него какой выбор: здесь где-то престижно и свободно и там, где за деньги. То есть, это конкуренты наши. Значит, «Маяк», «Радио России»…

Вторая конкурентная история – это зарубежные радиостанции: «Свобода», «Голос Америки», радио «France Internacionale», «ВВС». Они тоже разговорные, им тоже легче, потому что им не надо биться за рекламу. Им не надо давать медицинскую рекламу, циркониевые браслеты. Уровень слушаемости лучше. Убери всю рекламу – слушать будут лучше.

Третья история, возникшая года два, когда некоторые радиостанции были переформатированы в разговорные. Это с точностью одной – добить нас, отнять у нас аудиторию. По-моему, это у них получается плохо, но, тем не менее, там отняли кусочек, здесь отняли кусочек. Это возникшее «Сити FM» и т.д. Я считаю, даже то радио, которое имеет рейтинг 0,5%, а у нас 8%, это тоже конкурент. Потому что все равно 10 тысяч людей отнял. Я бы их всех сжег и оставил бы «Эхо Москвы».

СЛУШАТЕЛЬ: А как у вас сформировалось название радио? 

ВЕНЕДИКТОВ: Ой, вы знаете, я не помню, это было до меня, я пришел лишь на четвертый день радио, когда оно уже существовало. Сказали какое-то название, кто-то придумал. Нормально, эхо и эхо. Дальше мы под него уже подстраивали логотип, графическое изображение. Не могу вспомнить, могу придумать пару мифов, но, думаю, вам это будет не интересно.

СЛУШАТЕЛЬ: Есть какой-нибудь список черных номеров, которые не допускаются к эфиру? 

ВЕНДИКТОВ: Нет, к сожалению, мы придумали такую систему, вернее, мы ее украли у американских наших коллег. Есть такое «Davidson» радио, у них стоит система компьютерная очень интересная. У них на экране компьютера возникает много линий по номеру, если там какой-то идиот, которых много, они могут щелчком его окрасить. Он звонит, у тебя он красного цвета, все остальные зеленого. То есть ты его можешь вызвонить, а можешь не вызвонить. И такая система есть, и мы ее опробовали, а мои ведущие сказали: “Да ну, это не интересно, еще цвет. А если я дальтоник.” Знаете, такие ведущие ленивые. Ладно, позвонит какой-нибудь козел, ну и ладно. Мы ему ответим. Легче ответить.

По поводу мусора. Ну, есть у нас группа товарищей, которая нам звонит, работает против нас в эфире. Значит, звонит полуженский, полумужской голос, говорит: “Мудак,” – и бросает трубку. Сказал, дальше что? Пошли дальше, я говорю ведущим, не обращайте внимания. Что здесь делать. Бывает в одной передаче раза четыре. Что время на это тратить, пошел дальше. Раньше придумывали разные остроумные ответы: мудак – здравствуйте, а меня Алексей Алексеевич зовут.

Против нас работала целая бригада, когда были выборы. Звонили и срывали передачи. Я встретил, ко мне подходит парень молодой: «Здравствуйте. Я — Владимир. А вообще, это я вам звоню под именем Михаила. Извините, работа такая».

Что можно сделать — или вводить фильтр, или пошли они все?.. Мы лучше! Пока логика «пошли они все, мы лучше» берет верх. Определитель мы ставить не будем. Ну, определим мы номер, и что, в милицию жаловаться будем? Время жалко, жизнь не такая длинная.

СЛУШАТЕЛЬ: Попросить пробить номер в милиции, а потом самим прийти и разобраться. 

ВЕНЕДИКТОВ: А потом они на нас в суд подадут. И вообще это не наша работа с ними разбираться. Зачем? По минимальному опросу нас слушает только в Москве 600 тысяч человек. И я вот на десять человек тратить свое время, силы, ходить по судам? Они же еще всякие sms-ки гадостные шлют. Вот я посадил трех девочек, и они в течение трех дней, слали им sms-ки каждые пять минут. Но это история бессмысленная, от нечего делать.

СЛУШАТЕЛЬ: На счет новостей вопрос, сколько человек занимается поиском? 

ВЕНЕДИКТОВ: О, это сложный вопрос. Смотрите, как устроено «Эхо». У нас существует десять человек, которые делают информационные выпуски — информационники. Это люди, которые сами составляют и сами читают. У нас нет диктора. Некоторые говорят: «У вас этот не говорит букву «р».

Не говорит и не говорит. Сам составил выпуск, сам подал в эфир. Это основные… Информационная служба называется «кость». Вот они главные.

У нас 14-15 корреспондентов, пять так называемых инфореферентов, которые вызванивают, не работая в поле, восемь ведущих программ (имею ввиду дискуссионные программы), четыре выпускающих редактора. Все, по-моему. Ну, там есть три спортсмена, имеется ввиду спортивные обозреватели, два по культуре. Основной костяк: 40 человек. Это вам что-то говорит? А если бы я сказал 100?

СЛУШАТЕЛЬ: Бывают у вас такие случаи, когда ведущий не может сориентироваться, ответить на поставленный вопрос? 

ВЕНЕДИКТОВ: Каждый день. Я не могу сказать каждую передачу. Потому что можно загнуть такой вопрос. Вот девушка с мужской проституцией поставила меня в тупик сразу. Был бы звонок, была бы пауза. Ну и что? Это нормально, это живой эфир. А ведущие просто должны лучше готовиться, я так считаю.

Я считаю, что радио – это не спектакль, где все расписано, это скорее реалити-шоу, где неизвестен каждый поворот. Неизвестно, кто позвонит, неизвестно, как гость ответит, неизвестно, как пройдет голосование.

Ведущий в этом смысле должен как-то кувыркаться. Самая главная способность ведущего – оказаться именно в той ситуации, о которой вы спросили.

Вся импровизация, конечно, основывается на подготовке. Я второй интервьюер в стране в электронном СМИ, я к интервью с господином Зюгановым, которых я сделал уже где-то 70 с ним, я готовился не меньше двух часов, на 20-ти минутное интервью. У меня есть подход. Приходит гость, я читаю его последние пять интервью всегда.

СЛУШАТЕЛЬ: А есть какой-нибудь у вас девиз? 

ВЕНЕДИКТОВ: Наш девиз : слушайте радио, остальное – видимость! Наша задача, чтоб любая передача была направлена на большую аудиторию, а ни на какую-то отдельную группу. У нас самые слушаемые передачи утром, когда люди за рулем, в девять, в десять. Там какой-то безумный рейтинг мы сделали. Что хорошо всегда работает, так это психологи и сексологи, потому что это театр.

СЛУШАТЕЛЬ: Часто возникают проблемы с властями? 

ВЕНЕДИКТОВ: Мы — коммерческое радио, находимся в конкуренции, мы — массовое радио, средство массовой информации, и мы не можем знать, кто в эту секунду нас слушает, кто эти люди. Проблемы с властями у нас возникают раза три в день, когда они в хорошем настроении. Это их работа, обижаться на них нельзя.

У нас есть некоторые правила: перед тем, как осветить чью-либо личную жизнь, надо сделать звонок. На этой радиостанции журналисты не извиняются, извиняется главный редактор.

Позвонил недавно Кадыров:

— Что вы себе позволяете?

— Что такое?

— А вы сказали, что у меня две жены.

— Рамзан, я дам вам эфир — скажите, что одна.

— Дай эфир.

Во время новостей раздается голос: «У меня одна жена».

Еще есть такое правило: нельзя комментировать человека в спину. Пришел гость, высказал позицию, и завтра его комментируют. Комментируй его позицию, но не смей комментировать гостя. Мы должны соблюдать профессиональные правила, иначе компании не будет, не будет «Эхо Москвы». 

Елена ЛУНИНА