Различия между российскими и немецкими средствами массовой информации.

Одна старая пословица гласит: “лучше там, где нас нет”. Иногда мы думаем о том, что за рубежом в прессе и работается легче и живется репортерам лучше. Так ли это — разбираемся с Артуром Капланом, журналистом-международником и  директором по развитию Школы журналистики имени Владимира Мезенцева.

Почему Вы решили заниматься журналистикой?

Как бы удивительно это ни звучало, в журналистику я пришел через физику. Заняв второе место на Всероссийской Олимпиаде МГУ по физике, я получил 26 приглашений в различные математические и физические школы Москвы. Одно из них меня заинтересовало – это была одна из знаменитейших математических школ, 179-я. Приехав, я обнаружил, что там открылся экспериментальный гуманитарный журналистский класс. К тому времени все школьные дисциплины интересовали меня в равной степени, в том числе  литература и русский язык. Я написал несколько прозаических произведений, которые мой папа решил показать преподавателям. Они сказали, что это стоит внимания. В какой-то степени мой отец как раз способствовал тому, что я поступил в этот журналистский класс. С того момента я понял, что было бы действительно интересно заниматься журналистикой. За десятый-одиннадцатый класс я укоренился в этой мысли и принял решение поступать на факультет журналистики МГУ и, одновременно, на факультет журналистики МГИМО. Еще на этапе подготовки к поступлению я сотрудничал с двумя изданиями: с газетой на Варшавке – «Южный горизонты», а потом трудоустроился в информационно агентство «ТАСС».

Чем Вы занимались в ТАССе?

В ТАССе я работал в международно-политическом отделе и в газете «Тассовец». Что касается второго издания – это внутрикорпоративное издание ТАССа, которое освещает деятельность всех его корпунктов по миру. Я занимался тем, что излагал события, происходящие в ТАССе здесь, в России, а в международно-политическом отделе готовил портретные интервью с заслуженными репортерами, которые долгие-долгие годы работали в профессиональной журналистике.

Что Вы больше всего ценили в своей работе?

Возможно, частично выражу общее мнение или может быть только свое. Я думаю, что в журналистике, весьма ценным фактором является относительная, в хорошем смысле этого слова, свобода. Свобода в том ключе, что ты, как автор своих слов, при всем при том, что ты несешь за них ответственность, еще и достаточно волен, с точки зрения избрания и освещения тем, вектора раскрытия каких-то проблем. В общем-то ты волен сформировать себя таким, каким бы ты хотел себя видеть.

А когда Вы уехали в Германию и стали работать там?

Я уехал после окончания факультета журналистики. К тому времени я сменил много изданий, успел поработать и в автожурналистике, и в экологической журналистике. У меня было два издания, одно из которых – журнал «Экопрогресс»,который лежал на столе у всех крупнейших чиновников, у сенаторов Совета Федерации, у депутатов Государственной думы. Он занимался проблемами переработки отходов и проблемами защиты экологии окружающей среды. А в Германию я уехал уже после окончания факультета. Во время обучения, в связи с темой диплома, я должен был окунуться в журналистскую среду. Работал с тремя изданиями в Германии, в большинстве случаев это была удаленная работа для редакции. В общем-то я вполне окунулся в кухню современной немецкой журналистики, поняв ее особенности, аспекты и принципы существования.

И в чем разница кухонь российской и немецкой журналистики?

Нынешняя немецкая журналистика достаточно серьезно отличается от российской с точки зрения особого отношения к всему тому, что происходит за пределами Германии. Немцы чувствуют на уровне слова и чувствуют себя высокомерно в отношении описания. Например, оценка России в немецкой журналистике достаточно надменная. Скажем, отношение многих немецких журналистов, в том числе тех, с кем мне удалось пообщаться, относительно проведения в России Олимпиады в Сочи в 2014 году выражалось в следующем: «Эта страна совершенно недостойна проводить олимпиаду, поскольку нет решительно ничего для этого». И только потом, при всем своем консерватизме, педантичности и знаменитом немецком «ordnung» — порядке, немцы после Олимпиады сами для себя признавали, что ошибались. Что Россия не просто достойно провела Олимпиаду, а сделала это на таком уровне, на котором до этого не проводил никто. Основное отличие заключается в следующем: немецкая журналистика во многом консервативна и, в известной степени, высокомерна. Я предполагаю, что журналистика отечественная, российская, в этом смысле отличается.

Что подразумевается под консерватизмом?

Под консерватизмом я имею в виду некий подход к обработке информации, подход к профессиональной работе журналиста. Выраженный, например, в том, что некоторые журналисты были консервативны даже с точки зрения конспектирования каких-то вещей. Для них ручка – это неприменимый атрибут при фиксации записей во время интервью. Только карандаш и только блокнот. На мой достаточно справедливый вопрос «почему?», они утверждали, что карандаш способствует более быстрому письму.

В свете того, что Вы уже сказали, можно ли утверждать, что российская журналистика менее консервативна и склонна принимать новые тенденции, новые формы представления материала, новые способы работы с ним?

Современную журналистику в целом, не только российскую, мы уже долгие годы называем конвергентной. Не углубляясь в детали, скажу, что не только российская, любая журналистика сегодня становится наименее консервативной и активно не то, что принимает новые тенденции – она вынуждена это делать. Журналистика вынуждена идти в ногу с технологическим прогрессом, с неимоверно быстрым скачком в развитии информационных технологий, особенно за последние пятнадцать лет. И журналистика сегодня вынуждена приспосабливаться к изменениям в технологическом прогрессе. Мы, как журналисты, с одной стороны, получаем новый набор инструментария: прекрасный, многофункциональный, потрясающий. С другой стороны, какие-то базовые принципы начинаем потихонечку упускать из рук.

Где журналист лучше защищен – в России или в Германии? Где статус «журналист» дает, в определенной степени, неприкосновенность его носителю?

Неприкосновенность эта профессия не дает нигде – ни в Германии, ни в России. Более того, ошибочно считать, что журналист, получив редакционное удостоверение, становится каким-то неприкосновенным.  Прежде всего, и в России, и в Германии, с точки зрения законодательства, одновременно с появлением некоторых прав, которыми наделяется профессиональный репортер, появляется достаточно большое количество обязанностей,что на мой взгляд важнее, потому что соблюдение их журналистом– это базовый принцип и важнейший принцип при выполнении своей профессиональной деятельности. Что касается закона – в обеих странах репортеры достаточно неплохо защищены, в том числе и уголовным законодательством. Другое дело, что эти статьи не так часто применимы, достаточно тяжело доказуемы и, в принципе, все случаи, связанные с выполнением журналистом профессиональной деятельности, стоит рассматривать индивидуально. 

Где менее агрессивно воспринимают слова журналиста?

Я думаю, невозможно провести сравнение хотя бы по той причине, что одно и то же слово в равных выводах, написанное немецким журналистом и российским журналистом, и немцем, и русским будет воспринято совершенно по-разному. 

То есть, это особенности менталитета?

Конечно! У немцев потрясающий менталитет, он радикальным образом отличается от менталитета русского. Есть какие-то смешные широко известные вещи, например, немец никогда не поймет русский юмор. Например, если в российской журналистике мы встречаем что-то на уровне юмора (юморески, гротеска, гиперболы), немца это может просто повергнуть в шок. В этом смысле немец привык читать информационное сообщение, в котором ничего лишнего нет. Скажем, в российской телевизионной практике есть тенденция, по крайней мере на федеральных каналах. Принято в новостном выпуске давать в конце сюжет-бантик , который завершает выпуск на хорошей ноте. В немецком телевизионном выпуске такое недопустимо, потому что немец это не поймет и не оценит никогда в жизни. 

А что оценит немец?

Классическую информацию. Классическую подачу информации, когда он, включая телевизор или читая газету, получает сухую выжимку из работы журналиста над описанием проблемы, явления или ситуации. Когда он получает осмысленный, проверенный, качественный текст. 

И аудитории не становится скучно?

Нет. Мы по-другому живем, нам сложно понять даже базовые принципы. Мы не моем улицы с мылом, не гладим шнурки, как делают это немцы. Не договариваемся о встрече за две недели. И это кажется смешным. На самом деле, это — серьезные различия ментальности и они находят отражение в журналистике.

Из двух журналистских школ – немецкой и российской, что Вы посоветуете взять для себя в качестве подспорья начинающему журналисту?

Я думаю, что речь может идти только о некоем симбиозе. При этом он с очень большой натяжкой может существовать. Я, как человек, взаимодействовавший с двумя системами, был приятно удивлен тем, что и в России, и в Германии, достаточно серьезное значение имеет литература. И меня поразило, что немцы, несмотря на достаточно богатую литературу в части прозы и, особенно, поэзии, ставят в основу изучение русской классической литературы. Если две образовательные программы предусматривают изучение русской классической литературы, она действительно лежит в основе формирования не просто компетентного, высокопрофессионально журналиста, но и, в целом, эрудированного человека. 

Что Вас поразило во время работы в Германии?

Режим, педантичность, отсутствие опозданий и задержек. То есть, если необходимо выехать на встречу, то делается с помощью поминутно составленного и логистически продуманного графика. Достаточно четко выделены интервалы на верстку издания. Я, например, не встречал в Германии, как встречал в российских газетах задержек на верстке или задержек на подписании выпуска шеф-редактором в печать. Все четко, все по расписанию, как часы. Вот, пожалуй, то, что меня не то, чтобы удивило, но заставило задуматься, что у нас это существенно иначе.

Отличается ли, например, способ ведения интервью?

Нет, не отличается никак, за одним маленьким исключением. Для немца юмористический подход в интервью, как это встречается у нас, неприменим. Если это интервью, то личность человека должна быть максимально раскрыта. Если это беседа, то из этой беседы нужно выманить максимально много полезной и ценной информации. 

Есть ли в германии желтая пресса?

С точки зрения известного медиамагната Хёрста, журналистика должна выполнять три функции: информировать, развлекать и просвещать. Та журналистика, которую мы совершенно ошибочно привыкли называть желтой, желтой не является. Европейская журналистика оценивается по другим критериям, в частности, журналистика информационная и профессиональная называется «качественной журналистикой», а та, которая в Америке получила название «бульварной» или «желтой», например в Германии называется общественно-массовой. Не вся общественно-массовая журналистика является по умолчанию “желтой”. Немецкая глянцевая журналистика не плоха с точки зрения сбора информации и подачи, единственное, что, в сравнении с российской, она очень скудна. Таких изданий существенно меньше, а в России глянец – это совершенно отдельный рынок.

Где выше уровень подачи материала?

Я бы не сказал, что есть значительная разница в качестве подачи информации, хотя бы по той причине, что подается по-разному. Например, для немецкой политической журналистики совершенно нормальным является создание негативного образа России для читателей. Российская журналистика такими вещами не занимается. Как-то у нас не принято по-прежнему винить наших ближних или дальних соседей во всех грехах, и, если и делается, это очень красиво вуалируется под описание исключительно их вины. С такой системой аргументации у читателя создается впечатление совсем откровенной неправоты кого-то из наших политических соседей, оппонентов или партнеров.

Какие темы чаще встречаются в немецких СМИ?

Абсолютно все темы. Я не думаю, что есть какая-то дифференциация. Немецкая журналистика, как и любая профессиональная журналистика, абсолютно в равной степени уделяет внимание всем вопросам, которые связанны с жизнью и деятельностью не только немецких граждан, но и, скажем, международными отношениями.

Сравнивая российскую и немецкую журналистку, можно сказать, что какая-то из них больше подвержена цензуре?

С точки зрения закона о СМИ, цензура запрещена и в России, и в Германии. Говорить об особенностях реальных историй, реальных событий, происходящих в профессиональной журналистике, было бы не совсем правильно. Если бы мы начали разговор, мы вынуждены были бы приводить примеры. А если бы мы приводили пример, мы бы пришли к выводу, что цензура, например, в России (это я так косвенно намекаю), так или иначе, в какой-то степени представлена. Привести таких примеров о Германии можно существенно меньше.

В Германии много СМИ, оппозиционных по отношению к правительству?

Нет. Официально зарегистрированных немного. Те, которые существуют и не зарегистрированы, как и у нас — выше крыши.