Журнал «Журналист», 1993 год, № 11: 

О репортере Владимире Мезенцеве надо бы книгу писать – до того удивительна, детективна даже его судьба, энергичный ход которой дали первые перестроечные годы. У меня задача куда скромнее – предварить публикацию его незавершенной, оборванной на полуслове рукописи…

Нет, с автором, слава Богу, ничего не случилось, хотя по своему неуемному, рисковому характеру он не раз попадал в переделки с непредсказуемым для него, добытчика сенсационных фактов, исходом. Репортажи Мезенцева – собкора ИТА в Аджарии (так тогда называлась программа «Время. – В.М.) – идут сегодня по «Маяку», мелькают в останкинских «Новостях» и программах «Новой студии». Рукопись же была оборвана самими событиями, легшими в ее основу.

(предисловие к материалу «Прогулки с сенбернаром» ) 

До перестройки он был корреспондентом «Труда». Вскоре, вслед за главным редактором этой газеты Л.Кравченко, оказался на ЦТ. И тут вдруг скромный, еще не наживший себе громкого имени недавний газетчик, разворачивается вовсю. «12-й этаж», «Взгляд», «Мир и молодежь» — в этих знаменитых передачах романтической поры перестройки один за другим идут сюжеты Мезенцева. Страстные, смелые, всегда, что называется, на грани фола.

Серия его репортажей из подмосковной Балашихи о прогрессирующем параличе казавшегося тогда еще боевитом ленинского комсомола меня заинтересовала. Созвонились. Встретились. И с тех пор Володя стал частенько захаживать в «Журналист».

В самый разгар выборов на XIX партконференцию Володя сообщил мне, что назначен собкором ЦТ по Сахалину и уже побывал там на «смотринах». «Понравился» первому секретарю обкома Третьякову, а вот тот сильно «не понравился» будущему собкору. Тамошний народ называл персека «Му-му», и люди крайне возмущены тем, что этот «Му-му» келейно избран делегатом. Словом, для меня не было неожиданностью, когда после сорокасекундной информации Мезенцева по «Маяку» о квартирно-родственных махинациях «сахалинского наместника», документально журналистом доказанных, Третьякова турнули не только из делегатов, но и с поста первого секретаря. А Мезенцев был тут же избран почетным гражданином Южно-Сахалинска и…уволен с ЦТ. Читатели, надеюсь, помнят, как на защиту телерепортера поднялась тогдашняя демократическая печать…

На волне сахалинских событий Володя оказывается в пресс-службе МДГ – Межрегиональной депутатской группы – и обеспечивает связи опального в то время Б. Ельцина с отечественной и зарубежной прессой (кстати, на сугубо общественных началах). Затем у метро «Сокол», где уже прославившийся репортер тогда жил, его мордует какая-то «случайная» компания лихих мужичков, притаскивает в его квартиру и уносит несколько кассет с сюжетами, прошедшими в эфир и запрещенными к показу, блокноты с записями, заготовки к статьям. Очевидно, в архивах Мезенцева искали «компромат» против МДГ и лично Б.Ельцина. Найти ничего «стоящего», с точки зрения нападавших, не удалось, ну, а все изъятое, само собой, пропало с концами.

В дни августовского путча репортер неотлучно был в «Белом доме». Эйфория победы. Указы Президента России «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР» и «Об имуществе РСФСР». 10 октября 91-го года из общего дела по ГКЧП в «отдельное производство» выделены материалы о финансовых злоупотреблениях партии, и сорок юристов под руководством старшего прокурора следственного управления Генеральной прокуратуры России С.Аристова и заместителя начальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД РФ подполковника В.Дмитриева приступают к расследованию тайн «партийных денег»…

А что делает неуемный наш Мезенцев?.. Правильно, на свой страх и риск, в одиночку он начинает «копать» эту тему. Впрочем, не совсем в одиночку. У него был на руках документ такого вот содержания: «Редакционное задание. Специальному корреспонденту «Новой студии» Российской телерадиокомпании «Останкино» Мезенцеву В.Г. поручается проведение журналистского расследования финансовых преступлений, совершенных руководителями ЦК КПСС». И под этим «грозным» документом столь же «грозная» подпись: «Директор «Новой студии» А.Малкин».

Сегодня вся эта затея выглядит как заранее обреченная на провал. Но тогда, в конце 91-го – начале 92-го года, В.Мезенцев был убежден, что начатая им репортерская работа станет его «звездным часом» в журналистике. (Такое ощущение должно быть перед каждым новым делом. – В.М.) Меня он тоже увлек своей убежденностью, и мы договорились: Володя будет записывать, как идет его «приватно-новостудийное» расследование, и эти записи, если они обретут форму некоего документально-беллетристического повествования, мы постараемся опубликовать.

Увы, форму-то они обрели, но – и читатель сейчас в этом убедится – «звездный час» не состоялся. Оптимизм первых страниц сменяется глубоким разочарованием автора к страницам последним. Однако и ведь в публикации А. Иллеша и В.Руднева в двух номерах «Известий» за апрель этого года («Поиск денег КПСС: оптимистическое начало» и «Поиск денег КПСС: пессимистический конец») — тот же феномен.

Авторы пишут о следовательской бригаде Аристова – Дмитриева: она «с самого начала (и, похоже, до сих пор), действуя против прошлых партийных нравов, вынуждена работать в бюрократических условиях, и по правилам игры, придуманным той же партией», и потому «от былого энтузиазма следователей к сегодняшнему дню не осталось ничего, и само дело в Генеральной прокуратуре, похоже, скоро вообще прекратят… «Ум, честь и совесть нашей эпохи» начинает реанимировать себя на потаенные миллиарды».

Как раз эти две публикации в «Известиях» и стали решающим доводом, когда я уговаривал Володю Мезенцева принести в «Журналист» заброшенную им рукопись.

— Пойми, не задалось все! – говорил он мне. — Полный репортерский провал, а я что – буду выносить это на всеобщее обозрение?!

Но я видел, как при чтении статей в «Известиях» у Володи глаза заблестели. Там порой приводились факты, о которых он вызнал уже года два назад , делались выводы, к которым он приходил тогда же. Но добирался-то он до всего этого куда труднее и мучительнее, чем коллеги из «Известий», за спиной которых – и ход времени, и авторитет популярнейшего издания. А главное – не в том же дело, кто больше кого «накопал».

Конечно, к 93-му многое, о чем Мезенцев вскоре после путча лишь догадывался, общими усилия следователей и журналистов нашло подтверждение фактами, а какие-то его версии не подтвердились. Важнее, на мой взгляд, другое: перед нами – интересный документ, в котором запечатлены не только недавние события, но и приемы репортерского поиска, возможно, не всегда этически оправданные, но зато раскрытые с исповедальной искренностью, что, в общем-то, дорогого стоит.

И последнее. Мезенцев не всегда указывает источники, откуда он добывал информацию для своего досье, не сообщает порой и о том, как она ему доставалась. «Это моя профессиональная тайна, но я несу ответственность за все, что здесь написано», — сказал он мне. Кое-где, ничего не подновляя в тексте, он дает примечания, связанные с недавними публикациями в печати. Моя же редактура свелась лишь к некоторому сокращению материала.

Валентин КУЗНЕЦОВ, 
редактор отдела журнала «Журналист».