— Подсудимый, Вы признаете свою вину?
— Категорически не признаю, Ваша честь.
— То есть диплом Вы не покупали?
— Диплом купил. Но разве я виноват, что живу в стране, где бумажку о высшем образовании проще приобрести в переходе у метро? Дешевле обойдется.
Судья морщится и косится на обвинителя. Тот шепчет сквозь зубы: «Я же говорил, что это не человек, а сплошная проблема».
«Проблему» зовут Игорь Федорович Маслов, но он предпочитает, чтобы его называли Ф – коротко и непонятно. Ф преподает информатику в Борисоглебском колледже. Вернее, преподавал раньше, потому что месяц назад выяснилось: Игорь Федорович – электрик, на шатких тройках проползший через ПТУ.
— Вот объясните мне, подсудимый, почему вы купили диплом юриста, а не инженера? Всю жизнь работаете с компьютерами. И кто вас взял преподавать с таким образованием?
— Она, Ваша честь, все она. Меня заставили! – Ф тычет пальцем в бордовую директрису колледжа.
Публика хохочет. В зал заседаний даже пришлось принести пару дополнительных стульев. Посмотреть, как Ф разделается с обвинением пришли человек 30 – и все студенты, пропустившие занятия. Не каждый день преподавателей судят за покупку диплома.
И хотя дело ясное, прокурор вызывает свидетельницу — ту самую директрису Александру Самарину. Студенты ласково зовут ее «бабенцией» – то ли за круглые бока, то ли за зверское, даже хищное выражение лица. Между судьей и директрисой есть неуловимое сходство и хорошо заметная симпатия. По крайней мере, судья сочувственно кивает в такт словам «несчастной начальницы».
— Конечно, дети его обожают. Но дисциплина на занятиях нулевая, отношения с преподавателем – панибратские. Никакой субординации, вместо профессионализма – эпатаж.
Голос Бабенции тонет в «улюлюканье» студентов.
— Тихо! – гаркает судья. Сходство с директрисой все очевиднее.
— И потом, Ваша честь… Я не могу утверждать, но все вокруг говорят о бесконечных романах Игоря Федоровича со студентками. Он слухи поощряет: на переменах обнимает девочек, отпускает сомнительные комплименты. Чего еще ждать от нетрезвого человека?
— Он еще и пьет?!
— Да, Ваша честь. На работу приходит еле живой…
Ф оживляется:
— Простите, я забыл, в чем меня обвиняют? В покупке диплома или в том, что я отказался спать с директрисой?
Заседание заканчивается без подсудимого – из зала его все-таки удалили. За Ф выходят две студентки – качающаяся на ветру «тростиночка» и крепкая «сосна». Молча шагают позади, не пытаясь сократить расстояние или заговорить. Дойдя до дома, Ф оборачивается к попутчицам: «Охрана свободна».
Девочки не обижаются. Теребя косичку, «тростиночка» извиняется за не ей сказанную грубость:
— Он хороший. Только ребячливый очень. Не поймешь, когда шутит, а когда говорит всерьез. Мне кажется, его прибаутки как защитный панцирь. Ф тонкий, ранимый, а делает вид, будто его ничто не задевает…
«Сосна» — бойкая и говорливая – перебивает «спешащими» согласными. Так тараторят только профессиональные сплетницы:
— Да будет тебе, развела целую философию. Ирка в информатика влюблена, как и все наши. Если без соплей: диплом купил? Купил. К девчонкам пристает? Пристает. На парах песни поет? Во всю глотку, особенно когда пьяный. Судят Ф правильно. Но он выкрутится со своими-то связями. Говорят, раньше бизнесом занимался, в банде состоял. К нему в баню такие бритоголовые приезжают, как в кино. На их деньги Ф домище и отгрохал.
Трехэтажный особняк Ф на фоне убогих избушек смотрится нелепо. Это единственный дом, где свет горит даже ночью. Прижимистые сельчане экономят электричество и отправляются на боковую не позже 10. Те, кому не спится, идут к Ф — ведь у него всегда есть, чем опохмелиться. Все знают, что ключ лежит под ковриком, и заходят, даже когда хозяина нет дома. Но меня сегодня ждут.
***
У порога меня встречают невыспавшийся хозяин и четыре пары женских тапочек:
— Что уставилась? Должны же мои малолетние любовницы как-то заявить о своем существовании. Розовые с зайчиками – Оли с первого курса. Засаленные зеленые – Танюшки, она уже выпустилась. Не стой столбом, иди в кабинет.
Преувеличенно бодрый голос Ф доносится уже из кухни:
-Тапки надевают жена и дочь, когда приезжают, то бишь раз в полгода. Не пропадать же добру в остальное время.
Ф приносит две чашки кофе, чиркает спичкой. Я кашляю, Ф смачно затягивается и пускает клубы дыма мне в лицо:
— Для твоих нежных легких у меня слишком тесно.
Большинство комнат заперто. Ф почти не покидает кабинета, который называет «клеткой для хомяка» — 2 метра в ширину, 2 в длину и повсюду мониторы работающих компьютеров.
Ф смахивает с экрана невидимую пыль и театрально декламирует:
— Виртуальная реальность заменяет человеческое общение. Виртуальные бабы заменяют нимфеток, у которых я преподаю. Как не потерять во Всемирной паутине человечность, которая булькает во мне пополам с портвейном? Смотри, самый популярный сайт знакомств: Нина из Коврова предлагает мне секс по дружбе. Какая Нина? Когда я с ней подружился? Но ведь отказываться-то грех.
Молчим. Я не решаюсь уйти, он – заговорить. Зачем-то выдергивает шнур электропитания, мигающие мониторы гаснут.
— Я не сплю со своими студентками. И они не влюбляются в меня. Вернее, им кажется, что влюбляются. Представь, у девчонки дома отец-алкоголик, брат- копия папаши, мать, похожая на изработанную метлу. Вот-вот окажется в списке на отчисление, перспектив – никаких. Лучший способ забыться – убедить себя, что любишь кого-то. И чем воспаленнее, болезненнее любовь, чем меньше шансов на взаимность, тем лучше. Это получувство заполнит пустоту. Будет такая, скажем, Маша страдать только от моего невнимания, а остальные проблемы словно ластиком стираются.
— Почему НЕвлюбляются именно в вас? – глупо спрашиваю я и внутренне сжимаюсь. Все, сейчас ниточка порвется. Но Ф почему-то умиляется:
— А в кого? В физрука? Он ангажирован, спит с замдекана. Ровесников любить не интересно – им лишь бы облапать в темном углу. А тут я непонятный: то ли дурак, то ли слишком умный, то ли сволочь, то ли святоша. Лучшая кандидатура для шестнадцатилетне й девчонки. То, что мне полтинник, только добавляет эдакой пикантности. Знаешь, почему меня не уволят? Я тот самый человек, который должен быть в любом месте, где из индивидуальносте й лепят полуфабрикаты. Не преподаватель, не учитель. Просто Ф, который кого-то вдохновляет, кого-то раздражает. Для своих студентов я точка отсчета, центр мира, если хочешь. А мир-то у них плохонький, шаткий. Студентики каждого встречного оценивают так: «Этот человек лучше информатика, значит, хороший. А этот – такая скотина, что даже Ф переплюнул». Я как серединка яблока. Вроде огрызок, а без него весь плод развалится…
Внезапно Ф осекается:
— Ты правда понимаешь или просто умеешь делать умное лицо?
Видимо, склоняется ко второму варианту:
— Пойдем, я покажу тебе коллекцию лифчиков, которые забывают у меня девчонки.
***
Он все равно приходит в колледж, хотя директриса сказала не приближаться к зданию ближе чем на километр. Стоит у забора, смотрит на курящих старшекурсников. Ребята замечают его, протягивают руки, здороваются через решетку.
Ф усмехается:
— Символично, правда? Я не знаю, зачем пришел. Не знаю, зачем вообще связался со студентами – я не чадолюбив. Своих детей не воспитал, а для чужих – тем более не авторитет. Наверное, это тоже эксперимент – как юридическая практика. Но педагогика затягивает посильнее законов. Одно дело – слепить защиту на убогих аргументах, а другое – слепить что-то из человека. Вот из меня ничего не слепили.
У ворот паренек разговаривает по телефону:
— Да, мам… Хорошо, мам… Конечно, мам… Да сдам я, сдам! Я не кричу. Все, мам, мне некогда.
Ф прислушивается и неожиданно спрашивает:
— Как ты относишься ко всяким там Фрейдам? К теориям про нехватку родительского тепла и прочим заумным вещам? Мог я вырасти сволочью, потому что меня мать бросила?
— Могли, наверное. Если озлобились из-за того, что Вас недолюбили.
— Не забивай голову. Просто я философ недоделанный. Меня перелюбили. Бабушка всю жизнь положила на то, чтобы я вырос достойным – только бы не таким, как мамаша. Та была уникальной красавицей, потому и пить начала лет в 15. Имен своих кавалеров не записывала, а так разве упомнишь. Говорят, я от Федьки родился – потому и Ф. На третьем месяце беременности маманька стукнула собутыльника по башке и убила ненароком. Я родился в тюрьме. Потом меня забрала бабушка – с ней и рос. Мать отсидела, но обо мне не вспомнила. А вот когда ей за полтинник перевалило, пришла: «Дай, сыночек, денег на хлебушек, а то на бутылку не хватает». Я поначалу помогал, потом плюнул. Вспомнилось все вдруг: как ходил в обносках, как на 8 марта в погребе запирался…
Когда мне исполнилось 15, бабушка перестала со мной справляться. Я ершистым рос, учился плохо. Вызубрю урок, выйду к доске и молчу. Горделиво поглядываю на одноклассников — хотел выделиться непокорностью. Математик Захарыч мне не ставил «двойки», только «единицы» — они потом легко на «четверки» исправлялись.
Вспоминаю Захарыча и никогда не жалуюсь на «трудных» детей. У меня все «трудные» раскрываются. Такими сообразительными оказываются – способнее любого отличника. Потому я и нужен этим ребятам. Был нужен, пока не спалился. И ведь прогорел я по глупости: отдал диплом на дурацкие курсы повышения квалификации, а местные начальники засомневались. Такие въедливые оказались, экспертизу провели.
Выбрасывается бычок через решетку на территорию колледжа:
— Ладно, пойдем завтра слушание. Надо придумать, как довести судью.
***
Никто не сомневается, что он выиграет этот суд. Даже обвинитель махнул рукой. Выиграл же, когда пришел на работу пьяным и избил трудовика. Еще и получил компенсацию за моральный ущерб.
Сегодня он надел костюм вместо мятой футболки, с судьей говорит вежливо, даже не пародирует директрису.
«Готовит какую-то фантастическую гадость», — шепчет мне одна из студенток. Судья недоверчиво косится на Ф, пытается предугадать. Он, солидно покашливая, начинает:
— Да, я виноват. Но скажите мне, господа, кто больший преступник: электрик, купивший диплом для корочки или хирург, прогулявший половину лекций и зарезавший пациента? Не преступник ли юрист, которому дано вершить чужие судьбы, если в его (честно заработанном!) дипломе теснятся тройки? Если административные правонарушения (Меня же по этой статье обвиняют? Извините, я не юрист) он ходил сдавать 6 раз? Как Вы думаете, Пал Палыч? Ваша честь, не угодно ли взглянуть на ксерокопию диплома господина обвинителя?
— Подсудимый, это к делу не относится.
Но листок уже пошел по рядам. Судья яростно стучит киянкой:
— Суд удаляется для постановления решения. Пал Палыч, за мной.
Пока студенты захлебываются от восторга, Ф выскальзывает из зала. Закуривает:
— Пятая пачка за день. Нервничаю.
— Зачем Вы это сделали? Теперь точно проиграете. Ну опозорили обвинителя, Вам-то какая выгода?
— Как говорила моя бабушка: «А пускай». Я всю жизнь бунтую ради бунта.
Приговор слушают так, будто Ф грозит пожизненное заключение:
— Маслова Игоря Федоровича признать виновным… Лишить права заниматься педагогической деятельностью сроком… Приговор можно обжаловать в течение…
Не дослушав, Ф хлопает дверью. Студенты ликуют. Ждут, что информатика приедут защищать криминальные авторитеты с дубинками, адвокаты с дипломатами, полными хрустящих купюр. На худой конец парочка депутатов. Иначе зачем они нужны, пресловутые связи?
Но Ф почему-то никому не звонит. Он сидит на спиленной яблоне около дома, где жила мать. Заедает кислыми сливами то ли горечь поражения, то ли сладость осознания чего-то важного. Копит силы перед новым бунтом ради бунта.
Мария Репина
Студентка 3-го курса факультета журналистики
Воронежского государственного университета