Иван Сурвилло — интервьюер, директор проектов АСИ и экс-руководитель проекта «Беседы с Иваном Сурвилло» в ТАСС — рассказал о жанре интервью, поделился секретами успешного построения контакта с героем специально для сайта Школы журналистики имени Владимира Мезенцева.

— Почему ты выбрал жанр интервью? Что тебя в нём вдохновляет?

— Мне нравится с людьми разговаривать, узнавать их. Я через общение с ними много что про себя понимаю и внутренне расту. Для меня это способ познания мира.

— Есть мнение, что интервью — это допрос, но с искренним вниманием к собеседнику. Как тебе такая точка зрения?

— Мне не нравится слово «допрос». Для меня интервью — про равное положение, и даже про то, что журналист часто ниже героя: в том смысле, что интервью — оно всё-таки про гостя больше и меньше про интервьюера. Поэтому даже в самой фразе «допрос с искренним вниманием» уже заложена какая-то манипуляция. Это допрос, но мы так его «обставляем», чтобы это было приятно. Но опять же: для меня интервью про другое, про честный разговор двоих, который должен быть приятен без каких-то уловок.

— Что жанр интервью может дать начинающему журналисту?

— Мне кажется, это самый классный жанр, потому что из интервью же можно сделать хоть репортаж, хоть профайл, там, заметку можно какую-то написать, тоже пообщавшись с «источником». Интервью — это очень базовый навык, который помогает потом в разных форматах. Общение с людьми — это главный навык журналиста.

— Дай главный совет начинающему журналисту, чтобы он не испугался и смог взять своё первое интервью.

— Даю два совета. Во-первых, стоит понимать, что ты всегда беседуешь с человеком. Надо приходить на интервью не к статусу, не к погонам, должностям, известности, а к людям. Это хорошо работает. Во-вторых, советую слышать и слушать, что говорят собеседники, потому что люди часто сами всё рассказывают и дают темы, — надо просто уметь их вовремя подхватить.

— Журналисты часто сталкиваются с ситуациями, когда интервьюируемый слишком много говорит, уходит от темы. Такая проблема есть у преподавателей, которые привыкли отвечать на вопрос полтора часа. Что в этой ситуации стоит делать интервьюеру?

— Я обычно ничего не делаю. Отключаюсь немного от разговора, но краем уха слушаю. Это важно, потому что, может быть, в этом потоке мыслей будет что-то интересное. Часто бывает, что людям просто надо выговориться, и потом они будут отвечать не так пространно. Может, вы первый человек, который спрашивает у них что-то, что они хотят всю жизнь рассказать. 

— А если у журналиста есть ограничения по времени?

— Тогда в моменте прерываешь гостя и говоришь: «Слушайте, очень интересно Вас слушать, но у нас с Вами всего лишь час, а хочется успеть поговорить обо всём. Давайте перейдём к следующему вопросу». Обычно все относятся с пониманием.

— Есть способ, который направлен на то, чтобы шокировать героя. Например, можно вырвать листок из блокнота и порвать его. Сработает ли это?

— Думаю, это прикольно. Я так никогда не делал, но это должно сработать. Когда ты внезапно надеваешь маску кролика, человек явно прервётся. 

— Люди бывают разные, поэтому такой вопрос. Как разговорить собеседника, который очень односложен и не настроен идти на контакт?

— Мне кажется, особо ничего с этим не сделать. По-честному, сколько я ни пытался, когда человек правда не хочет говорить, он не скажет. Но бывает, что люди просто очень зажаты. И тогда нужно время. Ты с героем сидишь два-три часа, говоришь — и в какой-то момент его прорывает.

— Я знаю, что многие используют прием «версус» в своих интервью (чтобы разговорить). Это работает?

— В самом начале можно устроить что-нибудь такое. Для того чтобы немного разговорить героя, — хороший приём.

— Многие журналисты не брезгуют манипуляциями для того, чтобы разговорить собеседника. Стоит ли игра свеч?

— Я, как ты понимаешь, отношусь к манипуляциям негативно. Игра никогда не стоит свеч, потому что это история про предательство доверия. Человек тебе сначала открылся и рассказывает откровенные вещи, а ты, чтобы узнать больше, начинаешь манипулировать. Это базово не по-человечески. Всегда важно, мне кажется, оставаться человеком, а потом уже журналистом.

— Что делать, если я хочу быть более деликатной в своих интервью, но при этом добиваться таких же целей, как при манипуляциях?

— Можно же деликатностью добиваться намного больших результатов. Если человек расположен к тебе и чувствует, что ты его правда слушаешь, он расскажет намного больше, чем если ты придёшь и будешь давить. Когда на гостя нападают, он закрывается. А когда он чувствует интерес, то расцветает.

— Кто для тебя сейчас самый авторитетный интервьюер?

— Нет таких. Нет логики в том, чтобы создавать себе авторитеты, потому что те интервью, которые вы берёте, — они уже уникальные. Если бы на твоём месте сидела бы Собчак и у неё были бы те же самые вопросы, то всё равно это был бы уже другой материал. Кайф в том, что интервью — это не про вопросы, а про невербалику. Важно то, каким образом выстраивается контакт героя с журналистом. 

— Сравнивая тебя 19-летнего и сегодняшнего: изменились ли методы работы или взгляды на профессию?

— Конечно. Неизбежно меняются взгляды, происходят какие-то процессы в жизни, которые на тебя влияют, насмотренность увеличивается. Поэтому да, я думаю, что это почти два разных человека. Нам точно было бы интересно поговорить друг с другом, если бы мы встретились.

— Может быть, в журналистике привлёк внимание кто-то, кто раньше не нравился?

— Раньше, когда выходило какое-то интервью, я смотрел на интервьюера, потому что мне было интересно именно с профессиональной точки зрения наблюдать. А сейчас я скорее включаю видео, если мне герой интересен, — ради удовольствия.

— Сталкивался ли ты с профессиональной деформацией?

— Это всегда есть. У меня, например, невеста кулинарный блогер, и, когда мы с ней ходим в рестораны, она обращает внимание на десерты, которые нам приносят. Так и в журналистике. Это неплохо. Ты подмечаешь какие-то детали так же естественно, как дышишь. 

— Что делать, если тебе очень нужен материал, а гость отказывается давать интервью? 

— Я не верю, что бывает что-то настолько нужное. Никто не умрёт, если гость не даст интервью. У меня были интервью, которые по этой причине срывались. Или когда герой, например, очень хвалил вопросы, которые я ему прислал предварительно, но в итоге интервью давать отказался. Он, видимо, не хотел так глубоко рефлексировать и погружаться в свою жизнь. Такое было. Бывает, что люди просто не хотят идти именно ко мне на интервью. Я к этому отношусь философски, потому что бывают люди «редиски». Стоит помнить, что на 5 людей редисок приходится 150 человек «ромашек».

— Как ты относишься к согласованию текста интервью?

— Хорошо. Я обычно согласовываю. Чтобы сразу выдавать идеальный текст, требуются серьёзные усилия, поэтому, мне кажется, это ещё и уважение к собеседнику. Мы часто говорим не то, что думаем, или выражаемся не совсем точно. А тут, представляешь, мы говорим, а потом это ещё и редактируется, затем читатель ещё что-то третье считывает. Получается такое преломление смысла. Дать на согласование — это способ преломление чуть-чуть сгладить.

— А что думаешь по поводу согласования вопросов?

— Я стараюсь предоставить темы. Если тем недостаточно, я присылаю примерный список вопросов и пишу: «примерный список вопросов».

—  Как ты относишься к интервью в переписке?

— Не люблю. Я всегда за личную встречу, потому что невербалика играет свою роль. Даже в Zoom очень много теряется, а в текстовом формате — тем более. Это только в крайних случаях. У меня были какие-то такие интервью, но я ими точно не горжусь.

— Расскажи о своём самом любимом интервью.

— Их несколько. Я очень люблю разговор с Русланом Юнусовым для ТАСС. С Жириновским для RT тоже отличное интервью. Нравится, потому что получился такой человеческий контакт. Это не просто беседа ради беседы. Собеседник после интервью уходит с новым для себя ощущением. Вот такое мне нравится.

Корректор: Дариа Солдо, студентка второго курса магистерской программы «Русская литература и компаративистика» факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ.