Когда я был маленьким, все дети в моём дворе мечтали вырасти бандитами. А я хотел стать егерем, уехать в тайгу и стрелять солью в задницу браконьерам. Ничего прекраснее и представить себе не мог. Я был романтиком. От этого и писать начал. В стол. Просто так, ни для кого.

Год назад я отнёс документы в приёмную комиссию факультета журналистики МГУ. У меня было две дороги: либо в университет, либо в Вооружённые силы. Судьбе было угодно посадить меня за парту.

Тогда за парту со мной село ещё три сотни таких же бледных со взором горящим. Хорошо, если четверть из них была юношами. Не в смысле половой ориентации, а – половой принадлежности.

К первому сентябрю 2005 года у меня за плечами был десяток статей в районной газете, примерно столько же неудавшихся влюблённостей, три тетради подросткового бреда мелким почерком, сотни выкуренных сигарет и один сломанный нос. Что было у других, не знаю.

Учёба в университете представлялась мне чем-то заоблачным, ко мне никак неприменимым. Я знал только одно – там учатся лучшие из лучших. Студент журфака представлялся мне личностью мегакреативной с огромным шилом в известном месте и неиссякаемым фонтаном идей. Но очень скоро мои предположения рухнули, хотя бы потому что я сам зашёл в заветные стены на правах учащегося.

Студент на журфаке оказался в большинстве своём личностью пассивной, с огромной мозолью вместо предполагаемого шила. Вместо идей меня словно из брандспойта окатили уже набившем оскомину пофигизмом («философским») и снобизмом. После того, как дети видели свои фамилии в списках поступивших, горящие взоры мгновенно тускнели, а желание тусоваться на бесконечных вечеринках как-то отодвинуло желание покорить мир. Мы рассосались по аудиториям и тут же забыли, зачем вообще пришли сюда. Через неделю мне показалось, что я снова вернулся в школу. Дни шли как под копирку. Мне стало казаться, что дети заранее знали о предстоящем веселье и выдерживали вступительные экзамены (не все, не все – знаю, есть и другие способы) только ради бесконечного трёпа на первых парах в «Eat and talk». Я всё чаще стал задавать себе вопрос: туда ли я пришел, и не сыграла ли судьба со мной злую шутку, оградив от армии?

Проучившись здесь год, начинаешь понимать, куда влип. На журфаке никто об этой самой пресловутой журналистике не думает. Мы, как мухи на варенье, сидим и слизываем сверху сладость, до ягод так никто и не рискует дорыться. А варенье имеет свойство засахариваться да к тому же и ещё скисать. Вот пока от банки вонять не начнёт, мы с неё так и не слезем. Или ещё хуже и слезть-то не сможем – приклеимся. Так и сгниём все вместе.

Но мне почему-то гнить не хочется. Есть два способа не завязнуть: первый – учиться, второй — работать. Совмещать можно, но осторожно. Главное, ребята, сердцем не хладеть и не забывать, зачем нам всё это надо.

P.S. Конечно же, не всё так плохо. На факультете ещё можно найти людей с претензиями на талант и даже гениальность. Есть дети, которым природа и не вложила с рождения перо в руки, но видно, что руки эти вопреки всему тянутся к профессии, к мечте. Просто становится немного тревожно, что они всё чаще либо уходят в армию (где им помимо рук и ног ещё и мозги отбивают), либо зарабатывают жалкие 3000 рублей на текстильной фабрике города Тьмутараканска, потому что уверены, что все места в «лучший университет страны» куплены. Нет, это не так. Не все. Но прайс-лист на мечту уже по дороге в типографию. 

Артём ПОТЕМИН, 
студент 2 курса журфака МГУ, 
выпускник Школы журналистики в Домжуре