Дмитрий Соколов-Митрич – заместитель главного редактора журнала «Русский репортер», закончил факультет журналистики МГУ,  работал в «Известиях», «Общей газете», «Столичной вечерней газете», «Газете». Лауреат премий «Искра», «Гонг», «Правый взгляд», Премии правительства Москвы, Гран-при кинофестиваля «Радонеж». Автор трех документальных фильмов и пяти книг.

В своей книге «Реальный репортер», вы писали, что журналист не должен придерживаться одной темы, а писать на разные. Почему?

Когда я говорил, что желательно не придерживаться одной темы, а писать на разные, я имел в виду что, не то, что это некое руководство к действию, а просто, что такой подход дает максимальную степень свободы. Потому что репортер, например, который специализируется чисто на криминальных новостях, он неизбежно очень плотно завязан на источнике информации в разных силовых структурах и если он напишет что-то не то, что понравится этим структурам, соответственно его просто отсекут от этих источников, он потеряет свою квалификацию как журналист.

На что следует ориентироваться при выборе темы репортажа?

Я в своем творчестве, в большей степени в репортажной его части, при выборе тем, главное на что ориентируюсь — это на то, чтобы рассказать людям какую-то историю, которая еще не рассказана или которая рассказана не в полной мере и не до конца. Как мне кажется, большое заблуждение считать, что люди мыслят логически и рационально. Люди обычно мыслят историями.

Что вы делаете после того, как выбрали историю?

Когда я выбираю какую-то историю, которую еще не рассказывали, я еду в командировку со своей гипотезой, будучи готовым к тому, что гипотеза не подтвердится. Более того, если она не подтвердится, то это как раз первый признак того, что получится  классный репортаж. Как раз к этому надо стремиться. Потому что это против шаблона. Случай с Огурцом: я поехал в командировку, и в итоге выяснилось, что это человек, состоящий из одних слабостей. Собственно его история успеха состоялась только потому, что он очень слабый: сначала его соседские старушки попросили вскопать огород, а он почему-то никому не мог отказать. Сначала бесплатно делал, просто из жалости, потом ему стали совать пол литра, но он опять же говорил, что он человек слабый, что он не пьет, потому что у него что-то с организмом, он может выпить максимум пива и дальше ему становится плохо. Поэтому он вынужден отказываться от этих пол литра. Потом к нему подтянулись какие-то другие мужики, которые видят, что человек делает много заказов и просто стало их привлекать. Короче, его карьера сложилась не потому, что он сильный человек, а потому что он слабый. Не надо бояться, что гипотеза отвергнется, надо как раз к этому стремиться.

Считаете ли вы, что журналист должен все знать о теме репортажа?

Журналист — это не тот, кто все знает, более того, я считаю, что приступая к той или иной теме лучше не слишком переусердствовать в том, чтобы в чем-то как следует разобраться заранее. То есть не стать слишком экспертным в этой области, потому что тогда ты себе отсекаешь возможности для собственного удивления, для собственного эмоционального восприятия.

В чем же тогда искусство репортера?

Искусство репортера заключается в том, чтобы уметь погружаться в тему очень быстро, очень быстро схватывать, понимать, не давать собой манипулировать, уметь обращаться к разным источникам. Для этого нужно наращивать не знания по разным совершенно темам, а нужно тренировать навыки работы с информацией на местности, скоростного погружения в определенную тему. С годами это нарабатывается и становится уже инстинктивным. Приступая к книжке про Яндекс, я ничего не знал про антибизнес, я даже не знал, что означает выражение «написать код», не знал, что это — то же самое, что писать программу. И за два года я написал книжку, в которой все показано.

Каким вы представляете себе своего героя?

Я, во-первых, всегда смотрю на своих героев либо на равных, либо даже снизу вверх, а не сверху вниз. Во-вторых, я на местности, когда пишу, вообще стараюсь не употреблять: «вот этот хороший», «вот этот плохой», в моих репортажах люди не перестают быть людьми, я очеловечиваю людей. И это очень сильно помогает при работе на местности, потому что когда ты приехал и тебе все понятно и ты просто ходишь по местности, «раздаешь всем подзатыльников», образно выражаясь, это в итоге сказывается на твоем тексте, потому что текст будет вялым и банальным. А если ты идешь к человеку, который на данный момент даже кажется тебе негодяем, потому что тебе про него рассказали и он какой-то совсем негодяй, то если ты к нему идешь все-таки реально допуская, что он щас тебе что-то такое расскажет, из-за чего все с ног на голову встанет, что на самом деле все не так, как тебе рассказывали до сих пор. Твоя задача как журналиста его понять. А чтобы понять человека, в его действиях и мотивациях нужно ставить вопрос не так типа: «как человек дошел до жизни такой», а ставить вопрос примерно так, что: «что такого хорошего хотел сделать человек, что в итоге получилась такая хрень»? Потому что я думаю, что в мире трудно найти людей, может их единицы, которые прежде чем что-то сделать думают: «совершу-ка я эту гадость», практически все на этой планете, совершая самые зверские поступки, всегда хотят сделать что-то хорошее. Просто им кажется, что такими методами можно чего-то достичь. И поэтому, чтобы картина произошедшего, которую ты описываешь, была действительно интересной и непредсказуемой и открывала какие-то новые горизонты, нужно этих людей понять. Понимание основ веры, как мне кажется, сработало моей на способности более сложно мыслить и произносить какие-то вещи такой интонацией, которая позволяет людям легче воспринимать.

Как добиться максимального расположения собеседника при работе над репортажем?

При общении с людьми я понял, что важно уметь молчать и вообще мне кажется, что интервью репортажное  от обычного интервью очень сильно отличаются.

Репортажное интервью- это прежде всего умение слушать и молчать. Говорить что-то в крайней необходимости, потому то задача репортера узнать как можно больше из того, что человек сам знает, сам понимает. Во время интервью все вопросы делятся на 2 категории: то, что человек знает и то, что понимает.

Еще очень важно для репортажа с людьми общаться долго: час, два, три, у меня бывали случаи, что я 4-5 часов общался. Не потому что он все время говорит что-то важное и нужное, а потому что во-первых,  если, опять же, речь идет не о каком-то чиновнике, который потакает службе, а о самом обычном человеке, то чем больше ты с ним общаешься, тем больше он к тебе проникает уважением просто по факту того, что приехал журналист, и он не просто сунул под нос диктофон и убежал, а он сидит с тобой где-то час и разговаривает. Это порождает уважение и доверие. Они просто говорят, поэтому очень многие вещи, супер-важные, человек где-нибудь в конце разговора совершенно случайно обмолвится и скажет что-нибудь такое, чего ты себе даже представить не мог, какую-то деталь очень важную, то, что перевернет весь смысл твоего репортажа. Никогда не бывает лишним побольше поговорить с человеком, работа лишней не бывает никогда, то есть даже если 90 процентов из того, что человек сказал за 3 часа не войдет в репортаж, это как минимум какие-то твои знания об окружающем мире и может в каких-то других ситуациях, случаях пригодится.

Должен ли журналист ставить себе цель помочь герою своей публикации или каждая статья должна быть шагом на пути к изменению мира?

Как мне кажется, не надо, как главной репортерской мотивацией, себе ставить исправление мира, потому что, во-первых, исправить мир это все равно, что зачерпнуть ложкой море. Во-вторых, если что-то исправлять, то начинать надо с себя всегда. А в-третьих, если каждый раз целью репортажа ставить себе кого-то спасти, то репортаж будет скучный и ничего не получится. С тем же Юрой Огурцом, вообще это типичная ситуация, когда ищешь репортаж, хочешь прославить хорошего человека и пишешь про него хороший репортаж, а сам этот человек потом крайне недоволен. Возникают конфликтные ситуации, ему кажется, что его опозорили на всю жизнь и так далее, потому что ожидания у людей и журналистов, как правило, другие. Поэтому 90 процентов случаев всех очень хороших людей заканчиваются скандалом между автором и героем.

Что же нужно сделать, чтобы избежать скандала?

Нужно научиться просто первые 2-3 дня не брать трубку, когда звонят эти люди, потому что за первые 2-3 дня, когда ему успеют позвонить какие-нибудь другие люди и станут говорить, что это классный текст и ты вообще там крутой, люди начинают говорить, что все не так уж плохо, и с таким человеком можно уже нормально общаться.

В чем вы видите цель вашего творчества?

Я всегда стараюсь своим творчеством заставлять людей оставаться живыми. Я имел в виду, что процесс мышления у человека — это не тогда, когда ты играешь в голове разными мыслями и всю жизнь строишь одну картину мира, все больше убеждаешься в каких-то принципах. А процесс мышления у человека — это когда у тебя регулярно происходит какое-то частичное, либо полное разрушение картины мира. Ты ее восстанавливаешь, и каждый раз принимаешь во внимание новую информацию. Человек, принципиальный во всем, знающий что хорошо, что плохо, на мой взгляд, скорее, человек, постепенно теряющий свою какую-то жизненную силу и свою способность относиться к окружающему миру, как к чему-то живому, и из-за этого потом происходят многие беды, вплоть до войны. Так всегда: люди полностью уверены в своей единственно верной картине мира, они, соответственно, становятся уверены, в том, что у других каких-то людей картина мира неправильная и вместо того, чтобы слышать и слушать друг друга, начинают выяснять отношения силовыми методами. Эти силовые методы могут быть такими микроскопическими, как, например, комментарии в фэйсбуке, а могут быть уже с оружием в руках. Разница только в масштабах.

В каком издании интереснее работать: там, где пишут о простоте мира, сразу говоря, что правильно, а что не правильно или в издании, в котором все-таки показывают его сложность?

Мне интереснее работать в таком издании, которое не красит мир на черное и белое и, слава богу, что такие издания еще есть, например, «Русский репортер». Они следуют реальности и уже исходя из увиденного и понятого что-то пишут, а не наоборот: сначала оформят приказы как все должно быть, а потом ездят в командировки, находят этому какие-то подтверждения, выкручивают все в свою сторону. Я считаю, что журналистика должна показывать сложность мира, а не его простоту, потому что простоту люди и так себе представляют, у каждого в голове полно своей какой-то простоты.

Что, по вашему мнению, становится главным продуктом современных средств массовой информации?

Главным продуктом, скорее, становится ясность. То есть средства массовой ясности. Но тут опять же, как повернуть, то есть пропаганда тоже в какой-то степени средство массовой ясности и когда все упрощается, тебе говорят: вот, пожалуйста, это единственный правильный путь, а все остальное неправильно. Ясность тоже бывает простая и сложная, мы, например, в том же «Русском репортере» не просто собираем мнения, вываливаем все это читателю и тогда читатель сам разбирается, мы стремимся к тому, чтобы это была ясность, которую люди не ожидают, чтобы это был не тот ответ, которого ждешь. Ответ, который ломает какой-то шаблон, а когда человека ломают, его заставляют задуматься.

Какой, на ваш взгляд, должна быть журналистика будущего?

В моем понимании журналистика будущего – это, по крайней мере, та, какую мы стараемся сделать в «Русском репортере». Наша аудитория – люди, которые все-таки способны думать и мы для этих людей даем каждый раз возможность придумать какую-то ситуацию, то есть мы их оставляем один на один с объективностью. Каждый раз мы привлекаем читателя, способного и желающего мыслить, к процессу мышления.

В своем блоге ЖЖ вы писали о том, что Путин хорош только как президент-спасатель, чем обусловлено ваше мнение?

Так я понимаю текущую политическую ситуацию на данный момент. Я могу заблуждаться в чем-то, могу чего-то не знать, чего-то не понимать, может быть, через год какое-то свое мнение еще скорректирую. Просто когда я пишу что-то с критикой, меня тут же обвиняют, что я человек проПутинский, что я одобряю во всем Путина. Естественно, я не одобряю во всем Путина. Я изложил свое мнение, что положительный эффект от политики Путина был исчерпан где-то с 2008 года, когда страна, совершенно разваливавшаяся страна, была основана как-то более менее и тогда он сыграл историческую, очень важную роль. А дальше, как мне кажется, должен прийти какой-то другой человек на его место. Потому что Путин все-таки по своему менталитету и психике, насколько я чувствую и понимаю, он человек, которому нужно вечно спасать страну, а чтобы все время спасать страну нужно все время создавать какие-то угрозы и, разумеется, в такой стране как Россия и так хватает реальных угроз в мире. И, как мне кажется, Путину отчасти нравится находиться самому и как президенту огромной страны вместе со страной в ситуации опасности, и этой опасности постоянно противостоять, так как у него силовой характер. Он свойственен людям с такой силовой биографией.

Нужно не жить от опасности к опасности, от спасения к спасению, нужно все-таки открыть положительную политику, в том числе и положительную, и притягательную для наших соседей и для ближних соседей, и для дальних соседей, то есть создавать систему, в которую целым странам хотелось бы вовлекаться.

Каким, на ваш взгляд, должен быть хороший лидер?

Я не отношусь к числу тех людей, которые являются экспертами по всем вопросам. Не знаю, я могу только сказать, что есть некоторые типажи, которые я наблюдаю в других сферах жизни. Но я не могу взять на себя полную ответственность и сказать, что такой типаж будет у состоятельного политика. Стране нужен такой человек, который умеет, прежде всего, создавать атмосферу, в которой можно будет прорастать, то есть атмосферу творчества и созидания. Есть лидеры — крестьяне, есть лидеры — охотники. Крестьяне — это те, кто создают некую творческую среду из которой что-то вырастает. Охотники — это те, которые харизматические виды, то есть они на собственном подчинении, на личной преданности работают и т.д., то есть мне кажется, что стране нужен человек с характером больше крестьянина, чем охотника, Путин, он, скорее, охотник, это может быть моя иллюзия, но на данный момент скажу так.

В своем интервью для журнала «Нескучный сад» вы говорили, что команда русского репортера одна из самых сильных команд в России. Что вы скажете о должности редактора в «Русском репортере»?

В «Русском репортере» должность редактора — это скорее самая грязная работа, то есть я первое время чувствовал себя как после какого-то прекрасного творческого пиршества: за этими людьми приходиться убирать, подметать, мыть посуду, и т.д. то есть в нашем журнале автор — это главный человек, а все остальные – обслуживающий персонал.

Виктория Любимова