Журналистское расследование 

В него не верят родственники и коллеги собкора газеты «Труд» в Великобритании Алексея Бурмистенко. 

Трагедия произошла в ноябре 1994 года. Известный журналист вернулся домой в цинке. Сообщение о самоубийстве потрясло всех знавших его людей. Однако чего в жизни не случается… Свезли на старое Немецкое кладбище, помянули в редакции… Все, как полагается, честь честью… Но что-то не давало покоя – слишком не походила на Алексея страшная развязка, которой он завершил жизнь. Не хотелось бередить расспросами свежие раны близких, но… Поводом начать расследование послужил случай. 

В 1997 году я встретился с московским представителем транснациональной корпорации «Квернер Джон Браун» Джерри Прески. Его штаб-квартира находилась в Англии. И хотя наш разговор был совсем на другую тему, я, не удержавшись, полюбопытствовал:

— Вам не доводилось слышать о судьбе корреспондента «Труда» Алексея Бурмистенко? 
Ответ сразил наповал: 
— О, я его знаю… Месяц назад я видел этого журналиста в Лондоне.

Мне показалось, присутствую при воскресении из мертвых. Ведь три года Алексей лежал в сырой земле. И вдруг…

Материал опубликован в № 7 газеты «Слово — за нами» «ОН РОДИЛСЯ С ЗОЛОТОЙ ЛОЖКОЙ ВО РТУ» 

Так или примерно так отзывались старые трудовцы о коллеге. Казалось, все в его судьбе дышало благополучием, размеренностью, прочным успехом.— Понимаете, он жил хорошей жизнью, — говорил мне его брат, Юрий Николаевич. — Практически всю сознательную жизнь провел за границей. И страны какие – Англия, США, снова Англия…Алеша считал, что у него будущее обеспечено! 

Я сначала даже решил, что это несколько наиграно, но потом понял – он достаточно наивный человек в житейском плане. Вы, наверное, это тоже заметили.

Он считал, что государство за нас думает, и мы должны ему помогать. Он был очень законопослушным и правоверным.

Он во все верил. Хотя, конечно, у него и скепсис был определенный, и он позволял себе замечания разные, но, тем не менее, государство для него было опорой. И вдруг когда он последний раз вернулся в Союз и увидел, что все рушится, ничего нет, ему платят мало денег, а журналистский труд ни в грош не ценится, ему просто материально стало жить намного хуже. Но он все равно с увлечением продолжал работать. И продолжал бы до сегодняшнего дня, если бы не его супруга Елена…

Автор этих строк знаком с первой женой Алексея Ириной Клюевой. Мы вместе работали в программе «Время». Милая, обаятельная воспитанная женщина. Ира жила с ним несколько лет в Америке. После развода Кравченко, возглавлявший тогда «Труд», ему сказал:

— Хочешь еще раз поехать за границу – женись!

Таковы были порядки.

В характеристике об этом буквально два слова: «Женат вторично, жена – Ильина Е.Р., редактор творческого объединения «Экран».

Они познакомились, когда Алексей менял квартиру с Клюевой. Планида у него, что ли, такая – жениться на останкинских девушках?ИЗ ДОСЬЕ: «ЦК КПСС. 

Редакция газеты «Труд» просит утвердить корреспондентом «Труда» в США с местом пребывания в Вашингтоне тов. Бурмистенко А. Н.

Тов. Бурмистенко А. Н., член КПСС с 1975 г., образование высшее, окончил факультет журналистики МГУ, кандидат исторических наук.

В редакции работает с января 1980 г., сначала корреспондентом в Великобритании, а по окончании загранкомандировки с ноября 1984 г. по настоящее время международным обозревателем.

…Вместе с тов. Бурмистенко А. Н. выезжает его жена – Ильина Елена Романовна с сыном Полегаевым Александром, 1982 г.р. (ребенок Ильиной от первого брака — В. М.)

…Одновременно редакция просит освободить от обязанностей корреспондента в США Репина А. Ф. в связи с окончанием загранкомандировки.

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР Л.П. КРАВЧЕНКО».

В «Труде» мне рассказали, что от Елены родилась дочь – общая любимица Настя. На первый взгляд, образцово-показательная семья советского разлива.

Из воспоминаний Ю. Н. Бурмистенко:

«Они несколько лет прожили в Америке. Елена привыкла к Штатам. Потом Алексея перевели в Лондон. Это, естественно, на менталитет влияет, причем здорово…Ну и дети там привыкли ко всему…Они учились в английской школе и прекрасно адаптировались. Действительно, жалко было оттуда уезжать и срывать детей. Но в вашей журналистской практике, как и у дипломатов, заведено: проработать четыре – пять лет в стране, а потом на отстой в Россию. А уж дальше, как получится.

Елена – очень активная женщина. Она все зудела, зудела: «Я здесь жить не хочу. Образование здесь дерьмовое. Чему я тут буду учить детей? Давай только туда…»

Но Алексея никуда не посылали.МЕЖДУ «ИЗНАСИЛОВАНИЕМ» И «САМОУБИЙСТВОМ» 

В редакционной столовой я познакомился с международником Сашей Ерастовым. Вот что он поведал:«В Москве Алексей закомплексовал. Причин было несколько, но самая главная – жена. Он очень ее любил. А переживал из-за большой разницы в возрасте и из-за того, что не может предоставить ей достойных условий жизни в России. 

Мизерная зарплата, крохотный кабинетик, перебирание бумажек – вот и все, что имел Алексей в редакции. Его назначили зав. отделом, но членом редколлегии так и не сделали.

— Елена получает больше меня! — признавался он. — Она подрабатывает преподаванием в гимназии для детей элиты. Знаешь, какие там деньги?!

При этом он сам покинуть Россию большого желания не испытывал. Но жена нацелилась только на роскошную жизнь за границей. Кстати, сразу же после похорон она вернулась в Англию.

Средства на трудовский корпункт нашлись с помощью самой Елены и газеты «Спорт-экспресс». Алексея восхитили преуспевающая редакция и уровень заработков ее сотрудников. (Потом от них никто даже не пришел на похороны).

Именно в «Спорт-экспрессе» его свели с каким-то мафиози. Бурмистенко брался внедрить на английской почве не только сына крестного отца, но и еще каких-то детей».

Главный редактор «Труда» Александр Серафимович Потапов на похоронах Алексея не был. Моя информация (со слов Прески) о том, что спустя несколько лет после похорон Алексея видели в Лондоне, поразила и, как мне показалось, испугала Потапова.

— Я не хотел его отпускать, — сказал он. — В информационном отношении европейский регион был перенасыщен. «Труд» просто не нуждался в лондонском корпункте. А заведующим международным отделом Алексей считался блестящим. Однако времена стояли голодные, и Бурмистенко начал проситься за рубеж. Сначала я не мог понять мотивов. Чувствуя, что на него можно надавить, я так и поступил. Лишь позднее узнал, что желание вырваться связывалось с семейной ситуацией, точнее, с женой. Один раз я ее как-то встретил вместе с ним на одном концерте. Они сидели сзади нас — я тоже был с супругой. Мы слышали, как Елена Романовна командует: «Пойди туда!.. Принеси то!.. Пригласи тех!..»

Не мытьем, так катаньем Алексей все-таки выпросил у меня Лондон. В редакции не было денег, и мы ограничились лишь формальным вручением документов.Из воспоминаний брата: 

«…Елена нашла ему какой-то вариант. Нам это было представлено вот каким образом. Есть некий «новый русский», он жутко богатый и ведет свои дела в Лондоне. И этот человек хотел отправить туда свою семью. Алексей брался помочь ей адаптироваться в Лондоне. 
Второй ход тоже с подачи Елены. Есть такая газета – «Спорт-экспресс». Говорили, что Алексею предложили быть корреспондентом этой газеты, которая могла что-то доплачивать. Плюс к тому была договоренность с руководством «Труда», что он будет давать туда материалы.

Последняя наша встреча в семейном кругу была летом, когда у Светы, моей сестры, отмечали день рождения – 31 июля 1994 года.

Есть фотография… На ней Алеша просто убитый человек. Я вам покажу сейчас…Это – моя сестра, это дочь Алешина – Настя, это – он сам… (В самом деле, коллега смотрелся на фото как осужденный, которому уже огласили смертный приговор – В. М.)

Тогда мама еще спросила: «Алешенька, зачем ты туда едешь? Зачем тебе это нужно?» Он говорит: «Мама, ты знаешь, я еду туда, судя по всему, ненадолго. Это несерьезно. Скорее всего, я быстро вернусь оттуда…»

Заведующий международным отделом «Труда» Анатолий Репин принял меня не в своем кабинете, а на лестничной клетке. «Здесь не будут мешать». Могу предположить, что он опасался подслушки.— Летом 1994 года Бурмистенко позвонил мне в Каир. «Ты не думаешь возвращаться?» Я как раз укладывал чемоданы, и Алексей этому страшно обрадовался – нашлась замена на должность заведующего международным отделом. 

Уже передавая дела в Москве, он мучился сомнениями:

— Правильно ли я поступаю?

В старые времена мы, не задумываясь, покидали отчизну. В голову и мысли не приходило беспокоиться о валюте. Обо всем заботились редакция и родной ЦК КПСС. Теперь же собкору предстояло зависеть от каких-то жлобов, и мало ли еще как могла обернуться подобная дружба.

В начале сентября он один улетел в Лондон. Вскоре к нему приехала Лена. 20 сентября я позвонил Алексею и с трудом узнал его голос. Он говорил очень медленно, с огромными паузами.

Я нервничал. Денег на телефонные переговоры в редакции кот наплакал, а товарищ, словно издевается.

— Говори быстрей! — закричал я.

Неожиданно трубку выхватила Лена. От нее я узнал, что накануне Алексей был в гостях у своих старых друзей еще по предыдущему собкорству. Они жили в одном из самых аристократических районов. И именно там, когда Бурмистенко возвращался домой, на него напали два негра. Они похитили документы и 800 долларов. В том числе и паспорт, куда были записаны и дети «нового русского». Не исключено, что после пропажи документов бандиты могли поставить Бурмистенко на счетчик.

По одной из версий, негры изнасиловали Алексея.

Любопытно, что между «изнасилованием» и «самоубийством» в Лондоне побывал декан факультета журналистики МГУ Ясен Николаевич Засурский, с которым журналиста связывали давние и добрые отношения. По словам трудовцев, Засурского поразило то, что за несколько дней пребывания в Англии собкор ни разу не пригласил его домой. Раньше подобного не случалось.«ТРУП ВСЕГДА МОЖНО КУПИТЬ» 

Из воспоминаний Ю.Н.Бурмистенко:« Нападение произошло по соседству с каким-то кладбищем. Негры затащили его на это кладбище, швырнули на могильную плиту, заломили руки… 

Причем, это он сам рассказывал, что вытащили у него бумажник и сказали: «Вот! Вот оно самое!» (То есть заранее знали, что должно быть в портмоне). И бросились бежать.

Алексей кричал им вдогонку:

— Возьмите себе деньги! Оставьте документы!

Но они исчезли.

Я, узнав об этом, позвонил в Лондон. Спрашиваю: Алеша, что случилось?

Когда разговаривал, он был абсолютно не в себе. Как будто его страх какой-то колотит.

Я говорю:

— Ну, Алексей, чем я могу тебе помочь? Давай я приеду? 
— Нет, ни в коем случае не приезжай!

Я говорю: 
— Но, может, я тебе денег пришлю?

Он подумал и говорит: 
— Ну, давай…

Я ему послал довольно крупную сумму. Ему хватило бы на несколько месяцев там жить…

Буквально через несколько дней в Лондон прилетела Елена. И вот она мне звонит оттуда:

— Юра, я не знаю, что делать! Алексей сошел с ума. Он постоянно покрывается липким потом. Он как овощ!

Я говорю: 
— Лена, но этого не может быть! 
— Нет, он именно такой!.. Я его потащила к психиатру, и тот назначил лечение. Алексей пьет таблетки.

Анатолий Репин:В Лондоне Бурмистенко замолк. Мы не получали от него ни строчки. 

— Кропай хоть в «Последнюю колонку»! – умолял я. – Пусть на полосе появится твое имя. 
— Я еще не в настроении — отвечал он. — Я не знаю, что делать. 
— Как «что делать»? Возвращайся! Выправим новый паспорт. 
— Но без документов меня не выпустят из Англии. 
— Иди в консульство…Там все сделают…

Однако Бурмистенко почему-то решил прибегнуть к помощи англичан.

Лена дважды прилетала в Россию, ходила в посольство. Она лично знала работавших там чиновников. Однако те по непонятным причинам затягивали решение вопроса. Позже на это обратил внимание спецкор «Труда» Юрий Дмитриев, занимавшийся историей Бурмистенко. 
18 или 20 ноября ко мне пришла Лена.

— Алексей два дня не снимает телефонную трубку.

Набрали номер, в ответ – только длинные гудки. Связались с пресс-атташе посольства РФ.

Лена была с ним на «ты».

— Мы тоже ничего не поймем, — сообщил он. — Несколько раз посылали приглашения на различные мероприятия – не приходит.

Пресс-атташе обещал все выяснить.

На следующий день Лена снова набрала номер. Я увидел, как она побледнела. «Умер?! Повесился?!» Казалось, сейчас она рухнет в обморок.

— Мы сообщили в полицию, — констатировал пресс-атташе. – Обстоятельства выясняются.

В бумагах, присланных из Лондона, говорилось более, чем определенно: «Самоубийство, повешение. Насильственных признаков не обнаружено».

…Начальник отдела кадров «Труда» Лидия Алексеевна Абрамова не очень лестно отозвалась о последней жене Бурмистенко:

— Яркая женщина – закончила ВГИК, киновед… Многие считают, ее завышенные требования к уровню жизни могли подтолкнуть Алексея на необдуманные действия. 
— Вы были на похоронах? 
— Конечно! Вся редакция была! 
— Гроб был открыт? 
— Сейчас не вспомню…Вроде… 
(К моменту нашего разговора прошло почти три года после трагедии). 
— Вы видели тело? 
— Нет. Я вспомнила… Гроб был закрыт.

Еще любопытней прореагировал на мой вопрос Анатолий Репин. Я рассказал ему, что Джерри Прески видел недавно Бурмистенко живым в Лондоне.

— Хорошо бы, — неожиданно изрек международник.

Следовательно, допускал, что труп принадлежал вовсе не Алексею!

Заведующий редакцией «Труда» полковник в отставке Анатолий Утыльев занимался организацией похорон.

— В морге вдова категорически потребовала хоронить на следующий день после доставки из Лондона. Вместе с ней был и друг их семьи – руководитель пресс-бюро Службы внешней разведки Юрий Кобаладзе.

— Куда вы так спешите? – поразился я. – Дайте нам подготовиться… 
— Нет! Завтра же!..

Начали снимать с гроба крышку. 
— Это не он! – закричала Елена Романовна. – Неужели вы не видите, что это не он! 
— Выслушав рассказ Утыльева, я спросил: 
— Ты знал Алексея живым? 
— Конечно! Сколько лет вместе работали! 
— Кто же был в гробу? 
—Человек, абсолютно не похожий на Алексея.

Алексею Репину запомнился только Лешин седоватый бобрик.

А вот слова брата Бурмистенко: «Алексей был просто не похож на себя!»

Юрий Николаевич не удивился моему вопросу и стало понятно, что он тоже размышлял над этим.

— Я не могу ответить ни положительно, ни отрицательно. – И помолчав, добавил: — Я не знаю.

Так кто же был в гробу? Кого похоронили?

Незадолго до гибели собкор часто повторял: «Оставаться не могу и возвращаться нельзя».

Значит, ему чего-то приходилось опасаться и в Лондоне, и в Москве.

Он постоянно бормотал: 
— Катастрофа… Это – катастрофа…Это – катастрофа…

Но что за катастрофа, не пояснял.

В такой час просто не могла не прийти мысль исчезнуть, раствориться, лечь на дно.

Мое расследование зашло в тупик. И тогда я решил проконсультироваться у профессионального разведчика, проработавшего немало лет резидентом по линии ГРУ. 
Внимательно выслушав мой рассказ, он предложил две версии.

Алексея могли перевербовать англичане. Но вряд ли они пошли на то, чтобы, пряча Алексея, устраивать спектакль с повешением. Скорее всего, он запутался сам, а раз так, то, в самом деле, лучше всего исчезнуть. Для профессионала это большого труда не составит.

— Но ведь был же труп! – воскликнул я.

«Консультант» снисходительно улыбнулся: 
—Труп всегда можно купить.ДЕНЬГИ КГБ 

Ирина Клюева, первая жена Алексея, тоже не верила в самоубийство. «Он пользовался транквилизаторами и в стрессовой ситуации проглотил бы таблетку и успокоился».

Что из этого следует? Во-первых, транквилизаторы принимают люди с расстроенными нервами. Во-вторых, это могло быть не самоубийство, а убийство. В-третьих, неизвестно что и в каких дозах подсунул английский психиатр? В-четвертых, таблетки могли подменить…

В правительственной «Российской газете» я уже рассказывал, как бывший управляющий делами ЦК КПСС Георгий Сергеевич Павлов выбросился с балкона.

Ему тогда шел 81 год.

Это произошло вскоре после провала ГКЧП. Лечащий врач из кремлевки (кажется, ее фамилия Шишкина) прописала старику такую порцию психотропных препаратов, что и у молодого крыша поедет.

Чем «лечились» Кручина, Лисоволик, Максвелл и другие «самоубийцы», причастные к тайне партийных денег, неизвестно.

Один из моих информаторов предложил еще и такую версию. Бурмистенко тоже был связан с «золотом КПСС». На его имя положили крупную сумму в банк. Эти деньги принадлежали не КПСС, а разведке. Впрочем, по тем временам это одно и тоже…

— Люди наверху сменились, — продолжал информатор, — настала пора делить бабки, а твой Бурмистенко решил их все зажать.

Я вполне допускал, что, работая много лет за рубежом, Алексей мог выполнять и поручения КГБ или другой спецслужбы.

Перед предполагаемым возвращением Бурмистенко из Англии Елена несколько раз звонила ему из Москвы и требовала, чтобы он перевел деньги на ее имя.

У него был открыт счет в лондонском «Барклай-банке». У нее тоже был счет…

Речь шла об очень крупной сумме.

Зачем же тогда собкор согласился принять деньги от брата, которых «хватило бы на много месяцев там жить»?

На банковском счету хранились не его деньги?

Родные Юрия Николаевича не так давно ездили по туристической путевке в Англию. Из Лондона они позвонили вдове Алексея, и она пригласила их в гости.

Елена Романовна живет в небольшом городке. От столицы – четыре часа езды на поезде. 
Родственники поразились роскошным условиям. Ильиной принадлежит огромный двухэтажный особняк, дети учатся в баснословно дорогих школах.

— Откуда у нее такие деньги?! – поражался брат журналиста. – Чего стоит только одна учеба! Я оплачивал образование внука в Швейцарии, но больше года платить не смог. Это обошлось мне в двадцать пять тысяч долларов, а ведь в Англии учеба еще дороже. А если учесть, что платить приходится не за одного, а за двух детей – сумма астрономическая!

По предположениям Бурмистенко, Елена Романовна работает под крышей того самого крестного отца, финансировавшего возвращение Алексея в Англию.

— Чем он занимается? – спросил я.

— У него многоплановая фирма. Один из видов деятельности – торговля нефтью.

— Название?

— «Гефест».

— Возраст владельца?

— Лет тридцать – сорок…Точнее, ближе к сорока…

— Как зовут «нового русского»?

— Подождите, сейчас вспомню…Ага…Вячеслав Евстратов! – Юрий Николаевич сделал долгую паузу и потом спросил: — Что вы собираетесь делать?

— Хочется посмотреть ему в глаза.

— Я вам не советую — это очень опасно. Я подозреваю, что он связан с органами. Учтите, все ваше расследование вращается вокруг этой оси.

Увы, отыскать господина Евстратова мне не удалось. Но вместо него в поле зрения попал некий Алекс Кауфман – австралиец российского происхождения. До Алексея у Елены Романовны был с ним роман. Накануне своего последнего отъезда в Лондон журналисту пришлось выяснять отношения с этим Кауфманом.

Удалось разузнать, что он является владельцем фирмы под названием «Кьют». 
Интересно, что после трагедии в Англии этот бизнесмен неожиданно появился на горизонте брата. Юрий Николаевич познакомился с ним на Старой площади в компании, у которой арендовал помещение под свой офис.

Австралиец предъявил удостоверение сотрудника КГБ. От имени органов он делал заманчивые коммерческие предложения. С помощью Ведомства через «Кьют» предлагалось обрести таможенные и налоговые льготы.

Брат журналиста немедленно заказал информацию об этом человеке одной аналитической службе. Ее люди побывали в Австралии в фирме «Кьют», проникли в компьютерную базу данных и вскоре установили – Алекс Кауфман действительно сотрудничал с нашими спецслужбами.

Был ли связан сам Алексей с Ведомством?

На похоронах присутствовала жена одного разведчика, работавшего в свое время «радиожурналистом» в Англии. Потом его объявили персоной нон — грата и выслали из страны. Супруга тоже занимала в органах не последнее место.

На поминках дама сильно перебрала. 
— Алексей работал на нас, — сказала она Юрию Николаевичу. – Его подставили…Он вел себя, как герой!

Позднее, когда Бурмистенко попытался разобраться в истории гибели брата, она замкнулась, а потом и вовсе оборвала все контакты.

Попробовали навести справки через знакомого генерала госбезопасности.

— Лучше не лезть в эту историю, — был ответ. – Она пахнет кровью. Алексей умер страшной смертью.

И еще одна информация от сотрудника посольства РФ в Великобритании: «Алесея здорово подставили наши спецслужбы».

Значит, не самоубийство, а убийство?

На похоронах родственники обратили внимание на заретушированный ожог на щеке покойного. Его пытали? «Погиб, как герой»?

Чем больше я работал над расследованием, тем сильней запутывался во всей этой истории.

В Лондоне прошла встреча со следователем, и выяснилось, что Алексей погиб не 6 ноября, а значительно раньше. В одном из телефонных разговоров следователь неожиданно заявил: «Мне не дают вести дело. Я вынужден поддерживать официальную версию».

Выводы следствия ставились под сомнение английскими газетами. Сообщалось, что на запястьях Алексея обнаружены следы от наручников. В другой публикации говорилось, что к поясу Бурмистенко прицеплено электронное устройство. С его помощью открывались двери или ворота. Но ничего подобного в квартире не обнаружено.

Проанализировав ситуацию, можно прийти к заключению, что вместе с бумажником и документами похитили то, что компрометировало в связях со спецслужбами. 
Дальше могли шантажировать, кормить гадостью и заставить повеситься. Или же, надев наручники, повесили сами.«НЕ СТОИТ ВОРОШИТЬ ПРОШЛОЕ»? 

В отличии от английских газет, редакция «Труда» заняла достаточно отстраненную позицию.

— Очень много непонятного, — рассказывал Юрий Николаевич, — Никто до сих пор не верит в самоубийство. А когда начали интересоваться: «Вы запрашивали посольство, полицию?» — все начинают отводить глаза.

Через несколько дней после похорон Светлану Бурмистенко принял главный редактор. Она передала ему заявление. В нем говорилось, что семья не допускает версии самоубийства и просит редакцию обратиться в органы для дополнительного расследования.

— Оставьте заявление, — сказал Потапов. — Мы встретимся с вами через два дня.

В назначенное время сестра вновь пришла к Александру Серафимовичу. На этот раз он был категоричен:

— У вас – сплошные эмоции. У нас нет оснований обращаться в органы. И потом, почему ходатайствуете вы, а не жена? Кто вы такая?

Юрий Николаевич предпринял самостоятельное расследование. Но везде натыкался на стену. Его телефонные разговоры стали прослушиваться. А вскоре Светлане позвонил высокопоставленный чиновник из Службы внешней разведки:

— Юра что-то копает… Мы не рекомендуем ему это делать.

В «Труде» я узнал, что в отделе кадров хранятся какие-то бумаги, связанные с гибелью Алексея. Анатолий Григорьевич Утыльев принес мне его личное дело, и не без волнения я раскрыл пухлую папку. Многие документы были знакомы. Но материалы, связанные с «самоубийством», отсутствовали. Или их изъяли.

Начальник отдела кадров заявил, что взглянуть на них можно только с разрешения Потапова, и мне пришлось опять беспокоить главного редактора.

— Зачем тебе бумажки? – поинтересовался он. 
— Так ведь расследование веду… 
— А ты точно знаешь, что они есть в отделе кадров? 
— Четыре страницы на английском языке и письмо из посольства. 
— Не стоит их ворошить, — произнес главный редактор и дал понять, что разговор окончен.

— О связях брата с КГБ я мог только догадываться, — сказал мне Юрий Николаевич. – На работу за границу направляли лишь с женами, а он там прожил восемь лет холостяком, и никто замечания не сделал. Некоторые там даже роптали: почему ему можно, а им нет?

Я долго не решался сказать ему, что Прески недавно видел Алексея в Англии. Живым и здоровым. Но потом все-таки собрался с духом и сказал.

Реакция на эту новость могла быть, какой угодно. Неожиданно Юрий Николаевич захихикал. Потом помолчал и тихо произнес:

— Невероятно. Похоже на сказку… Очевидно, Елена все знает… 
— Утыльев рассказывал, что первые ее слова в морге были «Это не он!» — напомнил я. 
— Да-да, верно, — согласился Бурмистенко и после долгой паузы добавил: — Какую же огромную ценность представлял Алексей для спецслужб, если они пошли на такой шаг!

Я не могу настаивать ни на одной из вышеприведенных версий. Мне не удалось раскрыть тайну Алексея Бурмистенко – я лишь прикоснулся к ней. Но и того, что узнал, довольно, чтобы Генеральная прокуратура РФ возбудила дело по факту гибели и провела тщательную проверку всех обстоятельств этой загадочной истории.

Коллеги и родственники Алексея в самоубийство до сих пор не верят.

Владимир МЕЗЕНЦЕВ