Бывший корреспондент РИА «Новости», ИА «Интерфакс», ТАСС, «Российской газеты» и
действующий сотрудник пресс-службы политической партии Григорий Дубовицкий
рассказал о работе журналиста в условиях чрезвычайной ситуации.

– Расскажите, как вы узнали о захвате заложников в здании Театрального центра на Дубровке?

– Я работал тогда в «Российской газете» и узнал из сообщений по телевидению. Профессиональному журналисту, который работает в редакции или дома всегда необходимо быть на связи, следить за СМИ. Это работа требует постоянного присутствия в информационном потоке.

– Что происходило, когда вы впервые приехали на место происшествия? 

– Работа редакции была организована посменно. Было понятно, что это надолго. По своей смене я приехал на следующий день. Там уже стояло оцепление. Нас не пускали к самому зданию. В специальной зоне толпились все журналисты, туда в том числе проходили политики, официальные лица МВД и ФСБ, которые давали комментарии. Потом мы ходили вокруг и описывали, что находится на прилегающей территории. Но, надо понимать, без подробностей. Нас сразу предупредили, что террористы смотрят телевизор. Это общая для всех стран практика: если ты в зоне, где проводится антитеррористическая операция, ты не можешь раскрывать всё, что видишь.

– С чем это может быть связано?

– Во-первых, журналист может ошибиться и дать неверную информацию или дать такую информацию, которая может помешать операции. Во-вторых, надо помнить об этике журналиста. Когда происходит захват заложников, мы понимаем, что имеем дело с террористами – людьми, мягко говоря, неадекватными. Поэтому любая информация, которая попадает в эфир, может быть также неправильно истолкована со стороны террористов. Поэтому, чем менее эмоционально вы будете давать информацию как журналист, тем менее возможны разного рода эксцессы, связанные с этим. Важна фактура.

– Нужна ли подготовка на месте в подобных случаях или сразу начинать вести репортаж?

– Это часто зависит от редакционного задания, у каждой смены оно может быть своим. Это определяет главный редактор, который видит картину полностью. Зависит от того, единственный вы журналист своего издания или нет. Может быть, у вас коллега сейчас ведёт репортаж. Поэтому вы пойдёте опрашивать других людей. Заранее сказать нельзя, это зависит от характера ситуации и от СМИ, в котором вы работаете.

– Были ли у вас контакты с силовыми структурами? Как они относились к журналистам?

– Работа была построена более-менее централизовано, как это обычно бывает. Был единый пресс-пункт журналистов, которые там находились. Ни у кого не было специальной аккредитации, просто они находились перед зоной оцепления, в определённый момент к ним выходили пресс-секретари официальных ведомств, которые давали свои комментарии. Более того, в перерывах можно было связываться с теми пресс-секретарями, которые всегда готовы были работать с журналистами. Это позволяло получить более полную картину. Одним из уполномоченных лиц, который давал официальные комментарии на месте событий был генерал Владимир Васильев.

– Сказывалась ли работа журналистов в прямом эфире на работу спецслужб? 

– У компании НТВ, насколько я помню, были проблемы как раз с тем, что они вели прямую трансляцию. Они, по-моему, находились в доме напротив, где у них стояла камера. И это опять вопрос, с которого мы начали, насколько работа журналистов может помешать сотрудникам правоохранительных органов.

– Вы получали информацию только от спецслужб или были иные способы?

– Смотрите, в этой ситуации мы имеем три стороны. Первая – это заложники. Некоторым из них удалось сбежать, их активно опрашивали журналисты в первые дни. Находили их самих, родственников, приходили родные тех, кто в это время находился в заложниках. У всех была разная информация, но она подавалась именно так, как она и должна была подаваться. Это одна сторона. Вторая сторона – сами террористы. В России на тот момент уже действовали ограничения на использование информации по террористам. И это нормально, потому что здесь проходит тонкая грань между информированием и пропагандой террористической деятельности. Если вы как журналист беседуете с преступниками, которые держат в заложниках других людей, то они дают вам интервью, преследуя определённые цели. И эти цели они хотят достичь с помощью вас. Если же вы не предоставляете такую возможность, например, обрезаете или искажаете их слова, или берёте интервью, но отказываетесь публиковать, тем самым вы ставите под угрозу заложников. В противном случае, если вы передаёте их слова, то вы неосознанно помогаете террористам. Потому что цель любого террориста заключается в том, чтобы его теракт стал известен всем. И в этом случае мы снова возвращаемся к журналистской этике. И третья сторона, это спецслужбы, но там всё централизованно. Есть официальное источники, хотя бывают и неофициальные. Но тоже надо понимать, обнародование результатов работы спецслужб может навредить заложникам – их жизнь и здоровье должны быть на первом месте не только для спецслужб, но и для журналистов.