Григорий Владимирович Прутцков — российский исследователь истории журналистики, кандидат филологических наук, профессор Института медиа НИУ ВШЭ, академический директор Школы журналистики имени Владимира Мезенцева при Доме журналиста, член Союза журналистов России. В интервью он рассказал,  как определить успешность своего текста, как сам реагирует на критику своих работ и как обрести уникальный язык.

— Как можно измерить успех своих материалов или проектов? Есть ли какие-то Ваши личные показатели успешной работы?

— Я с недоверием отношусь к каким-то формальным критериям. Есть такая платформа, eLIBRARY.RU, где может зарегистрироваться каждый, кто написал хотя бы одну научную статью. Там показан рейтинг автора, индекс Хирша. Это лишь один из критериев оценки труда учёного. Безупречного же показателя, который устраивал бы всех, не существует. Успешность определяется не только формальными цифрами. К примеру, ты хочешь выпустить книгу. Есть два варианта: или ты сам платишь за издание, или к тебе обращается издательство, заказывает книгу и берёт расходы на себя. Второй вариант говорит уже о том, что ты имеешь какую-то известность, что издательство готово оценивать риски, потому что книги довольно сложно продавать. То есть это значит, что ты успешен. Но формально книга, которую ты писал год или два, весит с точки зрения формальных критериев меньше, чем десятистраничная научная статья.

— К Вам часто обращаются издательства, чтобы написать книгу?

— Я даже отказываю иногда. Меня одно известное издательство просило написать книгу об истории международных отношений за последние два века. Пришлось отказаться, потому что я занимался другими работами. Написание такой книги полностью тебя захватывает, ты должен посвятить ей значительную часть своей жизни. Такой возможности у меня пока нет. Издательство «Аспект Пресс» мне буквально неделю назад предложило обновить мой учебник, выпущенный в 2015 году, он называется «История зарубежной журналистики: от Античности до современности». Там самые свежие данные — за 2015 год, они уже устарели. Многие издания, о которых я писал девять лет назад, перестали выходить, у других поменялись тиражи. Более того, появились новые тенденции, даже новый период в истории журналистики начался за это время. Поэтому я очень обрадовался предложению издательства. Надеюсь, к осени обновлённый учебник увидит свет.

 — Часто ли Вы слышите критику в сторону своих работ, например, учебников?

— Хотелось бы чаще слышать критику. Многие мне говорят: мол, учебник хорошо, легко написан, но таково было требование издательства. Меня просили, когда я только начинал работу над учебником, чтобы студентам было легко читать его. Сейчас, конечно, кое-что изложил бы по-другому, но это понимаешь, только когда студенты по твоей книге уже отучились несколько лет.

— Как обрести свой уникальный язык, чтобы тексты стали более узнаваемыми?

— С научным текстом это трудно. А что касается публицистических, журналистских текстов, то, прежде всего, нужно писать проще. К примеру, Розенталь всегда советовал избегать сложных причастных и деепричастных оборотов, чтобы текст читался легко. Скажем, Гоголь мог написать страницу без абзаца, а Набоков — одно предложение на страницу. Пока мы не достигли такого уровня, как Гоголь и Набоков, мы должны писать просто, избегать длинных, перегруженных предложений, ставить в тексте абзацы. Желательно смотреть на текст глазами читателя. Увидев что-то тяжеловесное, он это пропустит. В идеале надо писать на серьёзную тему легко. Примером может быть Лев Гумилёв. Его книга «От Руси к России» —  редкий случай, когда исторический текст написан легко читаемым языком. Из журналистов для меня безусловный образец Михаил Кольцов — пожалуй, лучший советский публицист и писатель.