Генеральный директор радиостанции «Говорит Москва», председатель совета директоров газеты «Комсомольская правда» Владимир Мамонтов начинал карьеру журналиста в дальневосточной газете. Он рассказал слушателям Школы журналистики имени Владимира Мезенцева о том, что пропаганда — это скучно, что нужно быть любопытным и дал советы начинающим журналистам, как в наши дни сформировать свое собственное мнение.

– Какие кардинальные различия существуют между советской журналистикой и российской?

Советская журналистика отличается от российской тем, что первая была журналистикой большой ответственности. Над нами висел определенный груз идеологических обязательств. Мы приходили уже с утра 7 ноября (день Великой Октябрьской Социалистической революции) все подшофе слегка и писали репортаж с какой-нибудь площади, как и обязаны были. Так смеялись громко, хохотали, когда писали первую строчку этого репортажа: «Сегодня улицы стали как-будто шире».

– Как журналистика в Советском Союзе могла влиять на общество?

– Мы были журналистами такой, понятное дело, советской школы. И однажды нам довелось немножко помогать Владимиру Мезенцеву на Сахалине. Была такая перестроечная история. Это была довольно запоминающаяся ситуация, когда мы впервые в жизни увидели, как по зову не партии, а другого человека, журналиста, выходят народные массы и происходит если не революция на Сахалине, то что-то похожее.

– Какое место в советской журналистике занимала человеческая история?

– Есть такой поселок Талакан, я туда приехал, когда было -45, там строилась Бурейская ГЭС. Мы идем с начальником строительства, а он рассказывает: Бурейская ГЭС, тут с экологией порядок, ученые сюда специально заехали, обнаружили на озере бабочку редкую. И вот мне рассказывает серьезный дядька, который прошел огни, воду, медные трубы, про бабочку какую-то. Вдруг из кустов вылетает мужик в распахнутом полушубке и говорит: «Солярка в реку ушла!». А он мне до этого про экологию рассказывал. Солярка в реку ушла, и начальник строительства на автомате говорит: «Зимняя или летняя?». То есть, вы понимаете, какая штука: экология это, конечно, хорошо, но когда солярка в реку уходит, начальник строительства прежде всего спрашивает: «Какая?» Та, без которой нельзя дальше строить и будут проблемы, или все-таки та, без которой можно обойтись. Ничего не хочу сказать про то, что он вешал лапшу про бабочку хвостовика. Вот эти масштабы человеческого участия, какой-то жизни, какая-то мера подлинности — она мне в голову заложилась тогда, когда мы встречались с такими персонажами, не нарисованными, не выдуманными, не фейковыми, из плоти и крови.

– Что помогло вам, когда вы только начинали работать в профессии?

— Унас в Советском Союзе были определенные идеологические рамки, но в то же самое время нам как гвозди вбивали в голову в университете, везде, где хотите, проверять факты, слушать второе мнение, а то и третье, доносить это обязательно до страниц газеты, знать жизнь.

Я же во Владивостоке родился. Это довольно большой город, все мое знание жизни – это то, что школа дает. Никаких фантастических испытаний на долю не выпадало. Вот этот нехитрый, так скажем, багаж знаний и опыта волочишь в журналистику, а это крайне опасно. Тебе кажется, что ты «ого-го»: читал много, слышал много, и ты вроде многое уже знаешь. Но те люди, которые с тобой работали по-настоящему, они видели, что не бездарный паренек, но жизни не видел. Что они делали? Они, в отличие от сегодняшнего времени, посылали жизнь узнавать. Вот и все.

– Что именно делали старшие коллеги, когда, по вашим словам, «посылали жизнь узнавать»?

— Это была такая специальная история. Меня спросили, когда я только пришел: «В каком отделе ты хочешь работать?» Я говорю: «В отделе культуры, конечно! Кино смотреть, понятное дело». Я же больше ничего не знал. Я же не мог сказать, что я пойду работать в отдел промышленности, так как просто боялся, ведь я ничего не знал про промышленность. Но главный редактор говорит: «Не пойдешь никуда, ты же там делов понаворотишь, там такого понапишешь! Ты ж ничего не знаешь! Ты ж ни на одном заводе не был!» Я говорю: «На заводе «Аскольд» я был на практике!». «Аскольд» – это крохотный завод во Владивостоке, производил маленькие детальки для пароходов. Крошечное предприятие, понять ничего нельзя. И он говорит: «Ты у меня поедешь туда, туда, на ферму, на то, на пятое, десятое…» И гнал меня туда, за что ему большое спасибо. Это великий был журналист.

– Что, на ваш взгляд, должен помнить каждый начинающий журналист в наше время?

— То, что я сейчас кажу, парадоксально, но вы вдумайтесь. Не торопитесь сейчас вырабатывать убеждения. Вы можете сильно ошибиться. Вы можете сейчас по прекраснодушию, по молодому задору, по чистоте какой-то внутренней, которая, хочется верить у вас есть, сильно вляпаться. Пройдите определенный жизненный опыт, займитесь профессионально собой, будьте любознательными. Запомните, что кроме одного мнения, которое вам вбивают в голову, чаще всего есть как минимум второе.

Приучите себя ничему не верить с первого раза, а пойти, проверить. Вам говорят, что это черное, а может, он слепой, у него все черное, у того, кто говорит — вы проверьте. Вот эти штуки держите в голове. Вот с этими штуками в голове журналист получается, а без них журналист не получается. Получается пропагандист, партийный журналист. Можно быть таким. Можно быть убежденным с детства, как Владимир Ильич Ленин. Когда его брата убили, он сказал, что он пойдет другим путем, за брата отомстит. Почему я вспомнил? Он писал «журналист», когда спрашивали про профессию. Можно быть партийным журналистом, это интересно, но это не то.

Я вас очень призываю к тому, чтобы сейчас не окукливаться в политических пристрастиях. Слава Богу, может, этого у вас и нет в голове, может вы еще и не знаете, что это такое, это у вас впереди еще.

– Каким образом можно сформировать такое мировоззрение?

– Вы, например, живете всю жизнь в Москве. Поезжайте хотя бы в город Старец, здесь недалеко, посмотрите, как там все устроено, как люди живут, какой там монастырь. Вы войдете в монастырь там, в Старице, и увидите, что его восстановили такие люди, как Чубайс, и у вас сразу в голове что-то переменится. Вы спросите: «Как Чубайс? Он же у нас либерал, а он монастырь восстанавливает». Есть в этом списке людей, которые вложились, и олигархи, которых в жизни не заподозришь в том, что они такими делами займутся. И так сплошь и рядом. Когда, условно говоря, вы поедите на Байконур, вам будут рассказывать истории про то, какая там жизнь на самом деле. Вы увидите старт реального корабля и заброшенные цеха и много чего поймете.

Вот, Путин озвучивал нам историю про то, что у нас крылатая ракета с ядерным двигателем чертежа еще 50-х годов. Вот это я понимаю — жизнь. Вот из таких вещей, до которых вы должны докапываться, вам яснее станет, где вы вообще находитесь, что мы делаем и как живем. Если вы этого не будете знать, если вам вобьют в голову, что СССР был тоталитарной страной, в которой все было запрещено, то все. Это только с одной стороны. На сколько-то процентов так, а на сколько-то не так. А потом между «так» и «не так» еще куча есть потрясающих подробностей. Они и составляют существо, интерес и сущность жизни, которую вы можете описывать. Вы можете описывать, конечно, какие-то симулякры по Бодрийяру (философ, который считает, что в постмодернистском современном мире нет ничего подлинного, а есть только симулякры, то есть некоторые образы), но вы никогда не докопается до подлинности. Это все какие-то философствования, а в жизни это намного проще. Будьте любопытными, любознательными.

– Вы сказали, что быть партийным журналистом неинтересно. Какая специфика существует в работе партийного журналиста?

– Мне, например, было бы скучно это. Ты тогда работаешь обслуживающим персоналом у больших дядек. Вообще у нас много таких дяденек: «Пишите, что говорят». Можно, конечно, всю жизнь так делать, но интересней же по-другому.

– У вас был опыт работы в отделе пропаганды. Расскажите о нем.

— Я работал в газете «Красное знамя» в отделе пропаганды. Это было скучно. Когда я перешёл работать в газету «Комсомольская правда», то я переходил в раздел пропаганды. Распадался Советский Союз, и пропаганда уже была не нужна. И пока я переходил, отдел стал называться отделом республик, и ведал он тем, что сегодня называется постсоветское пространство, СНГ. Благодаря этому отделу, я работал со многими простыми и непростыми людьми этого постсоветского пространства, и это страшно интересно.