Иван Коновалов — в прошлом обозреватель ИА REGNUM с 2017 года. Работал в спортивной редакции ИА REGNUM, летом 2021 был корреспондентом молодёжной редакции, с 2022 года работает по федеральной повестке. Бывший обозреватель журнала «Monocle». Автор информационного агентства REX. PR-менеджер в ГК «СОЮЗСНАБ».

— Первый и один из самых интересующих вопросов. Ты являешься спортивным обозревателем «Регнума» с 2017 года. Тебе тогда было 13 лет. Расскажи, как так получилось?

— Ответ очень простой на самом деле. Мои родители работали в «Регнуме». Тогда я очень интересовался спортом, это было всегда в моей жизни — какое-то хобби с детства. По-моему, в 6 лет я хотел стать палеонтологом, потому что очень любил динозавров и знал абсолютно всё о них. После стал активно интересоваться географией — настолько, что мог нарисовать всю карту мира по памяти. А дальше, в жизни любого парня происходит переворот в жизни — он замечает во дворе у своего дома «коробку», где все ребята бегают и играют в футбол. Этот парень тоже подключается. Очень важный социальный момент становления мальчиков на самом деле: ты попадаешь в мужскую среду. Ты там учишься разговаривать, там есть своя иерархия, и ты путём того, что умеешь делать ногами, зарабатываешь авторитет. Футбол для меня был не только про пинание мяча. Благодаря моим предыдущим хобби у меня выработался к нему журналистский интерес: мне хотелось знать всё, наверное, я помнил все клубы мира, все составы и очень хорошо в них ориентировался. Футбол появился в моей жизни в 8 лет и длился довольно долго. Позже, если так можно сказать, у меня выработалось экспертное мнение относительно футбола. После я заинтересовался хоккеем, и в этот момент ко мне подошла мать со словами: «Давай попробуем, ты напишешь пару новостей». Так это и случилось.

— У тебя есть статья, которая посвящена войне в Сирии. Она была опубликована в 2020 году, тебе тогда было 16 лет. Подросток может быть экспертом в настолько серьёзных темах?

— Да, ты просто пробуешь, интересуешься. Интерес к истории — он не умирающий. Такие статьи выглядят сложно, но, если ты умеешь грамотно пользоваться источниками информации, читаешь книги и знаешь какому эксперту позвонить —  это довольно легко. Ты спрашиваешь у своего редактора: «У меня вот такая тема. Помогите, пожалуйста, к кому лучше было бы обратиться?», и он дает тебе массу контактов.

— Что для тебя было самым главным при написании таких статей?

— В этом деле главное не стесняться задавать вопросы. Журналист является связующим звеном между экспертами и простыми читателями. Ты должен найти между ними связь. Ты посредник. Поэтому нет ничего такого в том, чтобы показаться глупым даже для эксперта — задать простой, глупый вопрос. Как раз этот глупый вопрос возникает у того, кто это читает. Таким образом ты получаешь огромный ответ, с которым уже можно работать. Тебе нужно получить как можно больше информации, так это и пишется.

— К каким источникам ты обращался, когда писал статьи?

— В «Регнуме» всегда была масса экспертов, к которым я обращался. Всегда можно было позвонить в министерство, но в основном я обзванивал преподавателей из ведущих вузов. Да и у нас в рамках «Регнума» всегда были знающие люди, которые выпускали большие материалы.

— Чем для тебя является «Регнум»? Какое главное отличие выделяет это издательство среди остальных?

— «Регнум» для меня остался примером старой классной журналистики, по той причине, что это большая семья. Сейчас любая корпорация нацелена на то, чтобы сделать из тебя послушный механизм. Тебе дали задачу, и ты должен «трястись» над ней. Ты должен бояться. В «Регнуме» было не так. Там было спокойно, и ты был спокоен. У тебя есть задача, но ты знаешь к кому можно обратиться за помощью — никто тебе не откажет. Сейчас все настраиваются на какую-то конкуренцию даже внутри издания: ты должен повышать какие-то KPI, выполнять задачи. Часто у людей складывается заработная плата из того, что они сделали, — у них нет фиксированной ставки. Мне кажется это обесчеловечивает в том числе журналистскую работу. Если у тебя хороший и крепкий тыл – это может быть семья, это может быть коллектив — то для тебя легки все задачи. Мне жаль, что с гибелью «Регнума» это постепенно уходит, потому что журналистская работа заточена на человеческих отношениях. На отношениях с тем человеком, у которого ты берёшь интервью, или если ты, допустим, пиарщик, и к тебе приходит клиент — нет ничего такого, чтобы сказать ему что-то хорошее, сделать комплимент или просто хорошо поговорить. Вы между друг другом не воюете.

— Мир пиарщиков и журналистов схож в том, о чем ты сейчас говоришь или такие тенденции наблюдаются исключительно в изданиях?  

— Насчёт пиарщиков — могу обратить внимание, что ребята, только что вывалившиеся из университета и имеющие опыт в этой деятельности, также считывают ощущение жесткости: тебе нужны деньги, тебя накручивают, ты постоянно смотришь на другого человека, ведь у него есть то, чего нет у тебя. Ты находишься в постоянном напряжении. У меня была ситуация в «Регнуме», моя мать как раз-таки занималась там пиаром. К ней подошёл клиент с предложением написать пресс-релиз об отечественной продукции. Он был либо государственником, либо представителем какой-то большой компании. Тогда я решил написать текст о введении в оборот карточки «МИР», и подумал: «Ну, класс, это же пример хорошего импортозамещения. Одни ушли, мы научились и теперь наши технологии позволяют нам пользоваться отечественным продуктом». Я тогда выполнил это поручение и написал рекламу. Но люди должны были как-то читать эти тексты об отечественном продукте — это должно было быть нативно, ты должен был показать, что возможно вам это понадобится. У пиарщиков тоже есть свои проблемы в виде терроризирующих коллег, которые со спины говорят: «Давай, выполняй задачу. Где публикация?», и тогда любому рекламщику становится неважно, сколько людей прочитают его статью, потому что это такая система. Ты должен выполнить задачу и неважно, как она будет выполнена. Кто будет читать сухой пресс-релиз? В итоге мы выпустили статью, не знаю, кто её прочитал, но я хотел сделать это хорошо. По всей видимости сейчас это не так важно.  

— В твоих словах читается, что «раньше было лучше», что с постепенной гибелью «Регнума» всё изменяется. Каково было это «раньше»?        

— В профессиональном общении между журналистами и партнёрами важно поддерживать принципы взаимоуважения и этики. В прошлом, когда у человека возникала потребность в публикации, он мог обратиться к журналисту, и в знак профессионального уважения могла быть организована деловая встреча или вручен корпоративный презент. Такие жесты укрепляют профессиональные связи и способствуют объективному освещению событий. 

— Какой вид журналистики сейчас больше всего подходит людям?

— Когда я попал в печатную журналистику, я понял — это то, что больше всего подходит людям. Я наблюдаю, что у современного читателя есть перенасыщение информацией. Уже мало кто заходит на сайты, чтобы прочитать информацию. Те цифры, которые мы видим, те миллионы уникальных посещений нужны лишь для того, чтобы шла транзакция рекламы. В действительности же человек зашёл — я помню, когда еще через Яндекс Метрику посмотрел — и пробыл на сайте от силы секунд 20, и это еще самый лучший вариант. Что такое 20 секунд? Прочитал заголовок — смахнул — неинтересно. Люди очень устали от текущих политических событий, устали от серьёзных новостей. Чем больше их, тем хуже они воспринимаются. Журнальный же формат имеет особенности: человек осознанно подходит к этому. Он купил журнал раз в неделю и прочитал исключительно то, что ему нужно и нравится. Его не «пичкают» этой серьёзной информацией, ему объясняют и рассказывают о ней. Политика, общество, культура, технологии, экономика, даже отраслевая журналистика — каждый выбирает то, что он хочет. И это скорее всего то, что нужно людям. Это спокойно.  

— Вне рамок интервью мы с тобой обсуждали, что журналистом можно стать и без должного образования. Что тогда делает журналиста журналистом? Умение писать тексты?

— Формулировка «умение писать тексты» я бы сказал очень похожа на политику HR. Ты видишь ключевые навыки написания текста? Что это значит? То, что ты можешь описать проблему, следуя ТЗ? Это каждый дурак может. Журналиста журналистом делают его интересы, его желание разобраться. Если его что-то раздражает, вызывает эмоции, если он включается с головой в процесс, это, наверное, делает из журналиста действительно сотрудника СМИ. Я немного переформулирую фразу из «Рататуя», где главный герой — повар — говорил, что «готовить может каждый». Так и журналистом может быть каждый. Каждый эксперт, каждый преподаватель тоже в какой-то степени журналист, потому что горит своим делом, и он доносит это через слова, через письмо. У тебя может быть свой собственный стиль написания.  Опять же, что мне не нравится, допустим, в современной журналистике. Я прекрасно понимаю, что у каждого СМИ своя редакционная политика в отношении текста, но в «Регнуме», допустим, было достаточно свободно. У каждого автора был свой голос. Свой стиль написания текста. В итоге сейчас очень малый процент текстов называется «аналитикой» или же входит в раздел «мнение». Часто это называют «лонгрид». Очень сухое название. Я представляю себе это словно монотонный набор различных фактов о каком-то событии. Редко уже наткнешься на подобную статью, и здесь я имею в виду большой материал. Однако должен сказать, что в разделе культуры в этом плане всё замечательно. Здесь полно людей, которые свободно, легко пишут, и слово у них идёт как по маслу.

— Тогда можно ли научиться быть журналистом?  

— Журналистом можно научиться быть. Для этого не нужно получать высшее образование: читай книжки — художественные книжки. Журналистам сейчас пропагандируют книгу «Пиши, сокращай». Это неплохая книга: она действительно помогает тебе структурировать мысль, включать в тебе редактора. По юности мы все можем думать, что «я написал классный текст». После думаешь:  «Всё — супер, я так его прекрасно написал», а после к тебе приходит редактор и говорит: «Тут убрать, здесь изменить, это выкинуть», а ты думаешь: «Да как?!», и он тебе объясняет про то, что каждое слово имеет эмоциональный и энергетический окрас. Часто ты становишься заложником этого, ругаешься с редактором, и каждый корректор тебя чему-то учит. Он учит тебя журналистике. Слово — это энергия, это твой взгляд на мир и общение с читателем. Корректор учит тебя пользоваться словом.

— Что ты читал, когда учился пользоваться словом?

— Я до сих пор очень люблю читать Хемингуэя, но моя самая большая любовь — это Ремарк. Пусть это достаточно популярно, хотя я не так часто вижу этого автора в метро, как «Искусство любить» или же «1984». Ремарка я люблю, потому что он пишет о том времени, которое достаточно соприкасается с нашим. «Три товарища», «Время жить и время умирать», «Триумфальная арка», «На западном фронте без перемен» — когда я читал это всё и смотрел на жизнь вокруг себя, то находил некоторые моменты, которые соприкасались.  Ремарк часто писал о том, каково быть мужчиной, и что такое мужская любовь к женщине. Это очень сложный момент, который не каждый понимает, особенно молодые ребята.

— Расскажи про свой второй опыт работы в издании. Чем для тебя стал «Эксперт» и чему ты там научился? (на текущий момент издание имеет название «Монокль»).

— Я пришёл туда в феврале 2023 года. Познакомился с Татьяной Гуровой. Это был огромный опыт для меня, потому что это тоже пример старой журналистики, а также пример чёткого анализа. Когда сейчас ты попадаешь в современные медиа, тебе не обязательно иметь собственные мозги — тебе всё скажут, тебе всё покажут, либо же ты найдёшь всё в интернете. Чтобы работать в «Эксперте», нужно было иметь собственное мнение и свой анализ. Действительно вдаваться в проблемы. Я научился там формату написания очень больших журнальных материалов — многополосных — они могли быть по размеру больше, чем 20 тысяч знаков. При этом там не было спешки, несмотря на то, что журнал выходил раз в неделю и имел тираж 80 тысяч экземпляров. За будние дни ты был обязан подготовить материал, но если ты чувствовал и понимал, что тему можно расширить, потратив время, то ты делал это. У меня есть статья «Украина взяла детей в заложники». Это была очень большая тема. Очень много юридических моментов. Ты должен был найти массу вопросов: откуда были вывезены дети с территории ЛНР, ДНР, Запорожской области, Херсонской области, или же это вообще были дети с территории Украины. Было колоссальное количество вопросов, с которыми стоило разобраться. Если ты чувствовал, что эта тема посложнее, чем на одну неделю, или гораздо больше, чем на две полосы, то ты обращался к редактору. Совместными усилиями через две недели эта статья вышла на 4 полосы. В «Эксперте» я научился правильно брать интервью, задавать вопросы. Моей задачей стало ответить на вопросы, которые задают читатели.

— Каково это освещать такие терзающие наше население вопросы, как Украина, Приднестровье, ЛНР, ДНР? Страшно ли это?

— Это совсем не страшно. Мне это интересно, потому что я понимаю, что живу в очень увлекательное время. У тебя каждый день какое-то невероятное событие, которое влияет на будущее. Я не нахожу ничего страшного в этом по той причине, что с 6 лет интересуюсь историей. Переформатирование. Новая политика. Люди, которые не следят за этим или же которые пытаются абстрагироваться, — им страшно это — головой ещё живут в прошлом. Не нужно этого бояться. У тебя есть крыша над головой, у тебя есть еда — значит всё хорошо. Если бояться, то ты ограничиваешь себя. Вспоминать прошлое, скучать по нему — не значит, что дальше не будет хорошего периода. Ты можешь сделать это сейчас. Это всё зависит от твоего отношения и от понимания процесса, что не всё потеряно. Мы сейчас занимаемся очень серьёзными делами, которые пойдут нам только в плюс. А насчёт первого вопроса, каково это всё освещать — я бы сказал интересно. Мой интерес скорее лежит в духовной составляющей. Очень интересно разбираться в политических процессах, но я человек, скорее, не такой научный, как те люди, с которыми я зачастую общаюсь.  

— У тебя есть пример человека из медиапространства, на которого ты равняешься?

— Малек Дудаков, пусть его и сложно напрямую отнести к медиапространству, потому как он всё-таки не журналист, а политолог-американист. Если говорить в целом, то я мало на кого равняюсь, могу лишь читать неопределённых авторов и журналы, посвящённые культуре.

— Ты как человек, который нашёл своё увлечение в 13 лет, можешь дать совет тем людям, которые не могут сейчас найти себя? Что им делать? 

— Пробовать. Журналистика — это способ реализовать свой интерес. Ты можешь интересоваться чем угодно: пошивом одежды, кофе, кино. Если тебе интересно, и ты получаешь удовольствие от деятельности, то попробуй написать об этом. Именно так ты можешь начать реализовывать себя. Даже необязательно делать это серьёзно. Попробуй с новостей или с чего-то лёгкого. Не ограничивай себя. Я не могу вспомнить, что говорил всем: «В 13 лет я буду журналистом!». Я просто дал себе попробовать. Если вы ещё в поиске, чего-то не понимаете, то сходите к психологу, пройдите профессиональное ориентирование.

— Как ты себе представляешь журналистику будущего?

— Я думаю, что скорее всего она станет отраслевой. На какую-либо тему будет своё определенное СМИ. Журналистика снова станет более аналитической, ведь сейчас я наблюдаю тенденцию, что людям стала абсолютно безразлична информация. Думаю, что СМИ снова заговорят о том, что хотят слышать люди, о низменном и человеческом.

— Что бы ты посоветовал людям, которые в будущем хотят идти в журналистику?

— Не слушать тех, кто вас отводит от этого, не ориентироваться на пугающие заголовки о том, что «у журналистики нет будущего», что в СМИ тотальная цензура и политика — «это страшно». Просто получайте удовольствие от этого. Слушай своё сердце если ты хочешь писать. Если тебе нравится читать книжки, то пиши рецензии о прочитанном. Учитесь владеть словом. Будьте романтиками. Хороший журналист должен повидать жизнь, пробовать, делать и не бояться выйти из привычной зоны комфорта. Неважно, есть у тебя диплом профессионала или нет. Так что мои подвиги еще впереди.

Корректор: Леся Калегина, студентка первого курса направления «Журналистика» факультета журналистики Санкт-Петербургского университета промышленных технологий и дизайна.