Глухая, слепая, нелюбопытная, словом, «вся в себе» – так бы я и существовала, не

подозревая, что тремя этажами выше живёт наследница Великой Победы. Преодолев

лестничные пролёты, попадаю в квартиру – машину времени. Ну что, поехали!

Папина дочка

Транспортировка сплетен – досуг одних, иным приятнее обсудить «болячки». Моя же

соседка, Аза Степановна, говорит со мной об истории и политике. Но, кажется, нет для неё

темы приятнее, чем воспоминания об отце и его заслугах перед Родиной, ведь он в числе

других приближал ту Победу, годовщину которой вся страна дожидается с особой

гордостью. «Вы подумайте, 70 лет! Дай Бог столько прожить», – пронеслось в моей голове, а

ей минувшие десятилетия кажутся одним днём, именно столько и потребовалось, чтобы

«отсканировать» пласты воспоминаний и настроиться на рассказ. «От папы я получила

духовное наследство – архив, который он собирал всю жизнь, мне передали после его

смерти. Я была так счастлива, что всё досталось именно мне, ведь нас у папы шестеро», –

признается благодарная дочь. Своё «наследство» она отважилась разделить с читателями.

«Боец, агроном, поэт»

«Начнём со знакомства – папочка мой был красавец: тёмно-каштановые волосы, зелёные

глаза; много для страны сделал, он был личностью». Этот человек прожил насыщенную

жизнь, примерив множество ролей: «Боец, агроном, поэт», – пестреет заголовок газеты

«Приуралье». Поспешим узнать его историю сначала.

Степан Ильич Балашов родился в городе Уральске на Казахской земле в 1907 году. К 12

годам осиротел и был сдан на попечение детского дома, затем поступил в школу, позже

преобразованную в сельскохозяйственное училище. Юношей наш герой начал писать стихи

и впервые опубликовал их в коллективном сборнике «Полынь» под псевдонимом Степан

Несмелый. «Несмотря на все свои таланты, отец был очень скромным человеком», –

заметила дочь.

В 1939 году его распределили в казахский аул «поднимать село». В том же году он уже

выступал на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Саратове, где продемонстрировал

рекордный урожай проса, за что был занесён в книгу почёта и избран депутатом райсовета.

В «сороковые роковые» агроном облачился в военную форму. Первое время собирал

тёплые вещи и продукты на передовую, затем учился в ополчении: в мордовской деревне его

подготовили на снайпера за 40 дней, а в апреле 1942 призвали на фронт. Сначала воевал в

составе легендарной 35 гвардейской стрелковой дивизии, боевой путь которой описан Н.И.

Афанасьевым в книге «От Волги до Шпрее», а затем переведён в 171 стрелковую дивизию,

бравшую Берлин, штурмовавшую рейхстаг.

«Две его открытки, присланные из Берлина, достойны музея: в одной он послание нам,

дочерям, написал, а на картинке три девочки – вылитые мы: такие же причёска, бантики и

мишутка плюшевый, это ж надо было там такую найти! А вторая датирована 9-м мая 45-го

года», – восхищается рассказчица.

На фронте как зеницу ока солдат берёг две фронтовые тетради, где набрасывал стихи.

Записи, в качестве конспирации, не раз приходилось уничтожать, но теперь они, по памяти

восстановленные, пропитанные кровью и дымом, служат достойным украшением моему

рассказу.

В течение войны он был трижды ранен, из-за чего до июля 45-го задержался в госпитале.

«Возвращаясь домой, он сумел подобрать где-то на свалках детское платьице в горошек,

которое мы с сёстрами по очереди носили, а маме сумочку и шубку – вот и весь его трофей, –

вспоминает дочь о долгожданной встрече с отцом, – а с повязками ходил ещё до 47-го, мама

его каждый день перевязывала, несколько операций перенёс, но так и проходил с осколками

до конца жизни». По окончании службы был удостоен государственных наград.

На склоне лет вёл общественную работу при редакции областной газеты «Приуралье».

«Живу, чтобы работать. В этом смысл жизни», – цитирует отца собеседница. Умер, встретив

85-летний юбилей, в 1992 году.

«По своим следам»

Однажды Степан Ильич принялся за мемуары. Его дочь позволила нам ознакомиться со

второй частью отцовского дневника, названного «По своим следам», с его военными

воспоминаниями.

Даже со «связанными руками» наш герой вместе с товарищами вредил фашистам, будучи у

них в окружении:

«Вечером обычно зерно мы растаскивали по домам в пазухах и карманах так, что немцам

почти ничего не оставалось.<…> Кто-то придумал провести «неделю замедленных темпов»,

мы волынили целыми днями. Единственный комбайн на уборке нового урожая, уже

осыпающегося, вывели из строя, а косами с граблями на конце много не накосишь. А

однажды растащили всю рожь из общего амбара, чтобы она не досталась врагу. Вредили

ему, чем могли».

Уникальные воспоминания о пребывании в Польше, на границе с Германией достойны

внимания:

«По дороге к Варшаве в маленьких городках и деревнях нас тепло встречали поляки, кое-

где они бойко торговали хлебом, булками, самогоном и прочей снедью. <…> У поляков мне

запомнилась их набожность – в каждом селе костёлы с органами, в залах простые кресла для

сидения прихожан. На перекрёстках дорог кресты с распятием Христа и лика Божьей

Матери. <…> К слову сказать, с выходом на Польскую землю мы редко питались из своего

котла. Население часто снабжало нас продуктами, особенно свиным мясом».

Ну а вот заметка о том, что не требует разъяснений:

«Но насколько русский человек отходчив и гуманен: я не видел, чтобы наши расстреливали

врагов, их просто отправляли в наш тыл, разоружив, подчас без конвоя. Вообще-то ещё

перед вступлением в Польшу, наши политработники говорили нам о высокой

освободительной миссии Советской армии и всячески предостерегали от бессмысленных

актов жестокости и мести».

«И у врага есть чему поучиться», – считал Степан Балашов:

«Что мне понравилось у немцев– это хозяйство и порядок: добротные дома, удобные кухни

со всякой утварью, скотные дворы, огороженные пастбища. Позднее я видел, как во дворах

выполотую траву складывали в бетонированные ямы, чтобы не разводить мусора.<…>

Бросилась в глаза ещё одна деталь немецкой рачительности: кладбища находились в

образцовом порядке, с мраморными надгробиями. Правду говорят французы – «Кто не

уважает мёртвых, тот не любит живых»».

О долгожданных и бесповоротных подступах к Берлину он пишет так:

«На преодоление 60-километрового расстояния до Берлина Советским войскам

потребовалось 5 дней. Сильный оборонительный рубеж со знаменитыми Зееловскими

высотами враг защищал с безумием обречённого, защищая каждый населённый пункт,

улицу, дом. Но сопротивление фашистов было сломлено. Я впервые увидел огромное

количество брошенной немецкой техники, их расхваленную дальнобойную пушку. Их

управляемые снаряды оставляли такие воронки, что в них мог поместиться средний дом. На

каждом шагу нас ожидали мины. <…> Большие надежды гитлеровское командование

возлагало на фауст-патроны, реактивные гранаты, похожие по форме на графин с длинной

рукояткой для борьбы с нашими танками и живой силой».

Читая о легендарном захвате рейхстага, будто сам переносишься в Берлин, борясь плечом к

плечу с героями:

«30 апреля над рейхстагом взвилось Знамя Победы, в штурме его участвовал 79 стрелковый

корпус, в том числе 150 стрелковая дивизия генерала Шаталова и наша 171 стрелковая

дивизия (полковник А.И. Негода). Наш взвод, как всегда, готовил данные для орудий,

обстреливающих рейхстаг и поддерживающих пехоту. Сержанты Кантария и Егоров,

водрузившие Знамя над рейхстагом, из нашего корпуса, только из 150-й стрелковой дивизии.

В числе других воинов я оставил свой автограф внутри здания, массивного, серого, с

толстыми стенами, со стеклянным куполом. Некоторые наши ребята ходили в Имперскую

канцелярию посмотреть на трупы покончивших с собой фашистских главарей – Гитлера и

Геббельса».

Когда дело в шляпе и победа в кармане:

«2 мая капитулировал весь Берлинский гарнизон. Над Бранденбургскими воротами и вдоль

улицы Унтерденлинден и других улиц, ведущих к воротам, полыхало пламя Красных

знамён; всюду встречались портреты наших прославленных полководцев Жукова и Конева.

Из окон жителей понуро висели белые флаги, как знак признания полного поражения.

Наверное, в эти дни я близко рассмотрел знаменитые Бранденбургские ворота».

9 мая 1945 год, прямой эфир, Берлин:

«День Победы мы встречали в Берлине. Весь личный состав полка был выстроен под

боевым знаменем, с которым прошли перед строем ветераны. <…> Весь полк сделал салют

из автоматов, мы обнимались, целовались, плакали от радости. В тот день нам устроили

праздничный обед. Мы поздравили родных с Великой Победой. Эта открытка сохранилась в

доме. <…> Вокруг перед строем нам зачитали приказ, в котором отмечалось, что многие

воины полка представлены к наградам. В их числе и я – медалью за отвагу. <…> При

медосмотре врачи увидели мою открытую рану, покачали головой, удивляясь, по-видимому,

как это я шёл в бой таким… Меня сразу отправили в госпиталь в городе Ратенов, западнее

Берлина на 60 км. Зондирование показало, что осколки находятся от входного отверстия в 11

см.»

«Пора в путь-дорогу»:

«Итак, в июле домой. В ожидании поезда в Берлине я ещё раз прошёл к рейхстагу через

знакомые Бранденбургские ворота. Завалы уже были очищены. Перед входом в рейхстаг

«вчерашние победители» бойко торговали зажигалками, чистили обувь. <…> Проехал по

метро до центральной площади Александрплац. Метро глубокое, серое, неуютное, местами

зияли воронки от бомб, пробивавших всю толщу над тоннелями. Население работало на

очистке города, разбитого и сгоревшего наполовину. Фашистское логово являло жалкую

картину. Нас ехало на Родину много. В вагонах только сидячие места, купе человек на 6.

<…> Мне очень хотелось поглядеть Варшаву. Она и Прага на Правобережье – сплошные

руины. Перед этим мы осматривали Познань. Та же история. <…> В эти дни по линии

железных дорог можно было видеть часто стоявшую охрану: говорили, что едет Сталин в

специальном эшелоне, на Постдамскую конференцию «Большой тройки». Доехали до

Бреста. Родная сторона! Город разрушен, под развалинами. Мы ещё не знали тогда о

героизме гарнизона в начале войны».

«Снова в родных краях», – красными чернилами выведен заголовок в дневнике:

«Остановился поезд на станции Шипово. Выхожу с волнением на перрон. Никого из

родных. Знакомые узнают, поздравляют, бегут в магазин, где работает мать. А я иду

знакомой дорогой домой. Вот и он! На крыльце 3-летняя девочка сидит, догадываюсь, что

это самая маленькая, Светланка. Прибежали другие девчонки. Ба – как выросли! В

солдатском вещмешке были недорогие гостинцы. Раздаю, жадно ласкаю детей, слёзы катятся

по щекам. Прибежала мать. Как же ты сохранилась, Маня? Как сберегла четырёх крошек без

меня?! Пусть когда-нибудь она сама расскажет об этом. А нам – солдатам оставалось

благодарить наших жён и матерей за тяжёлые испытания, героизм в тылу, за их стойкость и

мужество, помогавшие нам на фронтах».

Этими словами автор открывает свой дневник, пусть они послужат напутствием читателю:

«Каждый человек оставляет следы в своей жизни только у одних они глубокие и широкие,

смело и прямо проложенные стройной цепочкой, хорошо видные всем, и по ним легко идти

сзади идущим, – не заплутаться в сложном лабиринте жизни. У других следы мелкие, чуть

приметные; но если присмотреться к ним пристально, можно увидеть в них что-то

целенаправленное, осмысленное. И как бы ни велика была разница между этими

категориями людей, они обязаны, как свидетели определённых событий, оставить о себе хоть

крошечные воспоминания, в которых всегда найдётся рациональное зерно, крупица опыта,

нужного другим».

Степанова Виктория

г. Санкт-Петербург