Председатель совета директоров «Комсомольской правды» Владимир Мамонтов пришёл на встречу в Школу журналистики имени Владимира Мезенцева при Центральном Доме журналиста.

1. Несмотря на свой возраст Владимир Мамонтов помнит всех своих одноклассников.

… Я старенький дедушка… Я закончил 75 ю среднюю школу во Владивостоке. До сих пор помню имена, фамилии всех своих одноклассников и учителей. Я поступил в Дальневосточный государственный университет на отделение журналистики, написав три заметки в молодежную газету во Владивостоке. Одна назвалась “Одноклассники”, она была про двух моих одноклассников.

2. Из-за «хвостов» по английскому Владимира Мамонтова не допустили до практики, но он прошел на ее на «отлично».

После второго курса меня хотели отчислить из-за “хвостов” по английскому языку. У нас была очень жёсткая преподавательница в университете, которая поставила мне два. И меня не послали первую журналистскую практику. А кто не “привозил” практику, того не допускали к дальнейшим занятиям, к экзаменам и это означало, что тебя выгоняют из университета. У нас ещё был очень жесткий партийный хозяйственный руководитель, и он, мягко говоря, не очень меня любил. И я принял для себя первое и очень грамотное решение: я поехал на практику сам без направления. Приехал в село Михайловка в двух часах езды от Владивостока. Пришёл в районную газету к главному редактору, который ездил по пыльным дорогам на мотоцикле с коляской. И я спросил: “работники не нужны?” Он оглядел меня. А он высокий, тощий, с длинными волосами, но уже в очках. “Да, работнички-то мне нужны”, — сказал он. Я с блеском прошел эту практику, по поводу моих заметок было собрано бюро райкома, что мне очень помогло, я оказался прав. “Начальники” собирались меня не только с практики выгнать, но и написать в университет, что вы прислали какого-то негодяя, а после бюро, когда они собрались, все прочитали, и этот редактор, который на мотоцикле ездил и был вечно пыльный им объяснил, что парень-то прав оказался, они передумали. И вместо того чтобы меня выгнать отовсюду и руководству университета написать, что я негодяй, пришлось кому-то и пострадать немного по этому поводу.

3. За семь лет написал больше, чем за всю жизнь.

Я жил как придется. Меня пригласили в Москву, хотя мог бы и во Владивостоке остаться. Переехал я в столицу, стал заведующим отделом, заместителем редактора небольшого, но важного отдела в «Комсомольской правде», отдела республик, благодаря своим друзьям. Это уже история постсоветская, я попал на эту должность благодаря друзьям, связям. Дальше просто работал в «Комсомольской правде», на всех должностях. Был и ответственным секретарем, и редактором двух отделов, и редактором отдела культуры я был, и зам редактора, и шеф-редактором и т.д. Я проработал главным редактором один год, потом сменил меня Владимир Сунгоркин. Не меняя рода обязанностей, я стал шеф-редактором «Комсомольской правды». Четыре года я был главным редактором “Известий”. В “Известиях” сложилась кризисная ситуация, меня туда направили кризисным менеджером. “Известия” сменили собственника, сначала пришел один главный редактор, потом другой, третий, но вместо того, чтобы выгнать, мне дали небольшой кабинет и назначили президентом редакции газеты “Известия”. У меня появилось много свободного времени, и я за эти семь лет написал больше, чем за всю свою жизнь. Я решил, что хватит “ерундой заниматься”, руководить людьми, делать вид, что ты великий газетный менеджер, а надо брать опять в руки перо, клавиатуру и писать заметки. И я стал писать. Вел колонки в “Культуре” в “Фоме”, на РИА-новостях, где я только не публиковался в то время. Когда человек мало пишет, он думает, комкает, выбрасывает, стирает. А когда ты много пишешь, тебе некогда по нескольку раз переписывать, ты хочешь что-то главное сказать, ты находишься внутри процесса и “шарашишь”.

4. Не нравится Челябинск

Извините, если кого обижу, но из всех городов, где я был, а я объездил Россию, постсоветское пространство, из всех городов мне не понравился почему-то Челябинск… Очень тяжелый город, хотя местным жителям нормально живется, говорят город как город… В некоторые города приезжаешь, они тоже тяжелые, металлургические, или производство специфическое, но в них нет почему-то того, что есть в Челябинске. А может быть у меня настроение было тогда плохое, не знаю… 

5. “После смерти моего друга, я понял, что у меня есть ряд вещей, о которых мне в этом мире не с кем больше поговорить.”

Недавно схоронили мы Сунгоркина, нашего отца, для многих он был как отец. Он умер, у меня есть ряд вещей, о которых мне в этом мире не с кем больше поговорить. Был единственный человек на эти две-три-четыре-пять тем. Это очень страшно. Это был один из людей, который меня двигал везде, мы вместе с ним много работали в “Комсомолке”. На похоронах я нес его портрет впереди процессии на Троекуровском кладбище. Сунгоркин лежит рядом с Доренко, там образовалась аллея видных журналистов. На этом кладбище много уже журналистов похоронено: Доренко, Лысенко, Зеленский и Сунгоркин. И мне выпало портрет Володи тащить. Смерть близкого друга, конечно, тяжелая история. Такого врагу не пожелаешь.