Слушатели московской школы журналистики им. В. Мезенцева в Домжуре посетили радиостанцию «Коммерсант-FM» и встретились с Константином Эггертом, её политическим обозревателем.

Потратив довольно много времени и нервов на проходной (по собственной вине), мы наконец дождались знакомства с редакцией радио, ожидание которого, безусловно, все больше и больше возбуждало в нас любопытство. Расположившись в одном из кабинетов, вся группа затихла в напряженном ожидании Константина Эггерта. А когда он появился, то с первых слов расположил к себе всех присутствующих.

Обнаружив, что мы еще даже не студенты журфака, Константин Петрович с радостью заметил, что, раз у будущих журналистов есть такая тяга к знаниям, то надежда на лучшее у журналистики все-таки есть. Для вступления Константин Петрович немного поговорил с нами о выбранной профессии и рассказал о себе.

— Я, на самом деле, не журналист по образованию. Я — историк и филолог. Причем историк я всеобщий — история ближнего востока новейшего времени, дипломную работу писал по гражданской войне в Ливане, а филологическое образование у меня по французскому и арабскому языкам. Так что я журналистике не учился ни одного дня, если не считать трех месяцев в Великобритании в 90-е годы, когда я уже работал журналистом.

А в журналистику попал случайно, как раз в предыдущий период, в конце 80-х — начале 90-х, конец перестройки, начало «новой России», когда быть журналистом в России было модно. Сейчас это вновь становится модным, уж не знаю, насколько денежным, скорее всего, не очень… Я заканчивал Институт стран Азии и Африки при МГУ и собирался поступить в аспирантуру, но этого, к счастью, не случилось, потому что меня призвали в армию. Я работал почти четыре года на Ближнем Востоке военным переводчиком, в Йемене. Когда в 90-м году мне пришлось делать выбор -оставаться в армии, где я дослужился почти до капитана, либо уходить на гражданскую жизнь, я и выбрал второй вариант.

Я вернулся в страну, которая очень изменилась с момента моего отъезда в 87-ом году. Все советские институции находились в коматозном состоянии, зато бурным цветом расцвели новые масс-медиа. В августе 90-ого появилось радио «Эхо Москвы», а в октябре 90-го года появилась газета «Куранты», которую издавал московский совет народных депутатов, тогда главный центр антикоммунистической оппозиции в Москве. Я, проходя мимо редакции газеты, подумал: «Зайду, спрошу». Узнав, где сидит главный редактор, я подошел к нему.

— А что вы хотите делать?

— Я хочу попробовать себя в журналистике.

— Что же вы умеете делать?

— Я умею говорить на трёх иностранных языках.

— А еще что вы умеете делать?

— Честно сказать, много, а, на самом деле, ничего.

— Вот это то, что нам нужно!

Это был период, когда все новые масс-медиа искали людей, не имевших опыта в советской журналистике, которая была пропагандистской, партийной, которая работала в большей степени на промывание мозгов, а не на распространение информации. Поэтому меня приняли на работу практически на месте. Вот так неожиданно началась моя карьера в журналистике, которая, в определенной степени, продолжается до сих пор.

В начале 90-х я работал в курантах, и был период, когда мы печатали газету на ксероксе и раздавали солдатам на танках, был такой своеобразный революционный порыв. Затем, в 92-м, я ушел работать в газету «Известия», которая тогда была газетой, а не бумагой для заворачивания селедки, как сейчас, и был приглашен заместителем главного редактора на должность дипломатического корреспондента, впервые созданную за историю журналистики. Я успел поучиться в Великобритании на базе BBC. В 98-м году, при смене руководства в «Известиях», я перешел работать на BBC, где я учился, где все было привычным. И там я проработал почти 11 лет…

Я был руководителем русской службы BBC, которая, к сожалению, прекратила радиовещание, а так более 60 лет BBC вещал на русском языке, и я возглавлял его в Москве. Это было довольно интересное время: я столкнулся с другим типом журналистики, построенной на очень глубокой традиции, на очень серьезном восприятии бренда, под которым ты работаешь, на очень серьезных редакционных правилах, ну, и потом, BBC – общественно-правовой вещатель, о котором сейчас так много спорят в России. Это было, конечно, совершенно незабываемое для меня время. Для меня смотреть, как эта отлаженная BBC-шная машина работает, очень технологично, но одновременно помня о своем образе, было достаточно интересно.

Потом я провел какое-то время в корпоративном секторе, просто потому что хотел попробовать что-то другое — я был вице-президентом Экс Мобил в России по связям с общественностью и органами государственной власти , но всю эту карьеру подсек кризис, после чего я получил приглашение от «Коммерсант FM» быть обозревателем, и, таким образом, жизнь меня выпихнула назад в журналистский сектор, уже обогащенного человеческим, профессиональным и в какой-то мере политическим опытом. И вот, уже с декабря 2010 года, я работаю здесь и получаю от этого большое жанр комментария в России какое-то время просто умирал, на мой взгляд, и я, Стас Кучер и Олег Кашин пытаемся его по мере возможности возродить. удовольствие, потому что Так что вот она, моя жизненная история, в ней, конечно, было еще много другого, но для канвы, я думаю, сойдет.

— Скажите, журналистика, построенная на традициях, — это что значит?

— Когда компания существует более 80-ти лет, тогда у нее есть определенные представления о своей значимости, особенно когда она была первой… То есть можно сказать, что BBC научила мир, «как это делать». После этого все остальное было практически повтором. И вот это осознание своей значимости, эксклюзивности, величия в значительной степени компенсирует, например, не очень высокую заработную плату.

Там есть много своих проблем, связанных, в первую очередь, с тем, что любая компания, живущая на бюджетные деньги, как правило, малоэффективна в некоторых аспектах бытия — она не умеет эффективно тратить деньги и очень плохо умеет себя рекламировать. Но BBC не государственный общественно-правовой вещатель. BBC содержится на налог, который платят раз в год все владельцы телевизионных приемников в Великобритании.

Поскольку это целевой налог, он позволяет корпорации сохранять довольно высокий уровень редакционной независимости, кроме того, там есть еще попечительский совет, который следит за соблюдением редакционных норм BBC, сведенных к беспристрастности, объективности и отстраненности — журналисты не должны прямо высказывать свое мнение.

Конечно, журналистикой занимаются люди, а не роботы, поэтому по-разному бывает. Тем не менее, ненавязывание какой-то определенной точки зрения, а рассмотрение проблем с разных позиций — это все заложено в стенах BBC. Напомню, что BBC создано на основании королевской хартии — это особая юридическая форма в Великобритании, которая дает определенную независимость для той или иной организации. Поэтому аура традиции, традиции очень славной, интересным образом закладывается в тебя с первого дня твоего пребывания в BBC. Я очень люблю Англию, поэтому мне было легко все это воспринимать.

А когда я пришел сюда, на «Коммерсант-FM», мне пришлось вернуться к журналистике мнения, и это было очень трудно – писать в жанре комментария. В нем приходится односторонне рассматривать тот или иной случай, а ты уже на уровне подсознания видишь несколько сторон проблемы, что в современных условиях порой оказывается довольно полезным — сказать то же самое, но сказать мягче, «скруглить углы». В этом плане школе BBC нет равных, это школа такого намека. Тем более наша аудитория очень не любит пропагандистскую прямолинейность, ей надо все давать в довольно элегантной форме.

— Почему же прекратилось вещание русской службы BBC?

— Вы знаете, все очень просто — BBC вещало в России на средних волнах. Попытки получить FM наталкивались на множество преград, в основном, на постоянное противодействие государственной власти, которая каждый раз находила новый способ разрушить партнерские отношения с BBC. Еще надо учитывать, что в России в предыдущие года три не было принято слушать радио или смотреть ТВ через компьютер. Не было такой культуры. В Великобритании она всегда была, потому что в пакете потребитель получал определенное количество как телевизионных, так и радио-каналов, и ему не приходилось бегать и настраивать приемник. Потом это телевизионное радио перешло в сеть, и поэтому в Великобритании это довольно распространенное явление.

В России радио люди слушают в основном в машине, и средние волны, у которых очень уверенный прием, используемые в больших городах с потенциальной аудиторией BBC, на таких приемниках вещают с помехами. Поэтому, видя, как падает аудитория, BBC ушло в сеть. И я год назад провел последнюю программу русской службы BBC, которая существовала 65 лет! То есть за тобой поколение людей, слушавших и любивших BBC, а ты ведешь последнюю программу и закрываешь эту почти вековую традицию.

В общем, BBC ушли в сеть, они делают очень много видео, например, 10-минутный выпуск новостей для телеканала «Дождь», превращаясь в поставщиков контента. Кстати сказать, «Коммерсант-ТВ», существующее уже около года, скорее всего, будет меняться и превращаться в новостной канал. Конечно мне, как бывшему менеджеру старшего звена BBC, немного странно смотреть, как BBC поставляет 10 минут дистиллированных новостей телеканалу «Дождь», которому около трех лет и на котором сидят красивые люди, с уверенностью рассуждающие о том, о чем они мало что знают. В этом есть какая-то ирония…

Просто кто-то лучше себя позиционировал на рынке, у кого-то лучше сложились отношения с властью в России, чем у BBC. То есть это сугубо финансовая вещь. Я думаю, что BBC нужно было делать полноценное интернет-радио и ждать, когда в России все изменится, что произойдет довольно скоро. Но этого уже не сделать, ведь когда ты что-то закрываешь, восстановить это довольно трудно. Даже если собрать НТВ 90-х годов, то сегодня такого НТВ не будет, в любом случае. Масс-медиа — это что-то неуловимое, это эмоции и чувства людей, это не продажа часов.

— Если бы вам предложили вернуться в Великобританию на BBC, вы бы уехали? Тем более что она вам так нравится?

— Вы знаете, мне много раз предлагали, и в 95-ом году я даже сдал экзамен. Как раз дома лежит бумажка с официальным сообщением о принятии на работу. Действительно, русская служба для многих стала ступенькой к BBC, но мне всегда было интересно здесь. Я всегда все-таки чувствовал, что здесь я нахожусь в эпицентре истории, а я ведь историк по образованию. Более того, я создал себе определенное имя и в сфере международной экспертизы, и в сфере бизнеса, в котором я некоторое время довольно успешно работал. Дело в том, что здесь ты впитываешь окружающую тебя действительность, здесь ты со всем «на ты». Не могу сказать, что я принял окончательно решение, мол, я никогда не уеду.

Я на это смотрю намного проще: будут интересные предложения – почему нет? К тому же, у меня много детей, их всех надо кормить, учить и так далее, поэтому я как-то на это смотрю и с экономической точки зрения, потому что работа на BBC для человека семейного не особо выгодна с материальной стороны. Более того, когда ты приезжаешь в Великобританию, ты — интересный иностранец, ты везде желанный гость. Если ты переселяешься туда, пытаясь стать таким же, как британец, ты, в общем-то, сильно спускаешься по социальной лестнице. Я как-то предпочитаю быть интересным таким, какой я есть, если я кому-то интересен вообще!

Возможно, сегодня я бы и вернулся туда, но не на BBC. Потому что ступать два раза в одну и ту же воду, склеивать битые вазы — это не моё. Но пока я не вижу себя в этой роли. И более того, двенадцать лет отработав руководителем, я сказал себе — я больше не хочу никем руководить, хочу отвечать только за себя — я вернулся к тому, с чего начинал. Мне пока нравится отвечать только за свою работу.

И в дополнение к тому, что я сказал, — мне очень нравится работа на «Коммерсант — FM» отчасти потому, что проект только начался — два года как. И тут реально есть сильное стремление к успеху, какое-то внутреннее желание делать для России новую журналистику, журналистику факта, не отравленную государственной пропагандой. Я здесь, наверное, один из старых людей, и мне очень интересно смотреть, как работают мои молодые коллеги. Именно теперь я могу им что-то дать, я присутствую здесь в роли такой ходячей Википедии, рассказывая им, например, как я встречался с Горбачевым, с Саддамом Хусейном…

Что интересно, долгое время в российской журналистике тот опыт, который дает BBC, не был востребован. Сколько я проводил семинаров с региональными, столичными журналистами, в Москве, Ульяновске, Урюпинске, рассказывал, как что делается… Ведь на BBC очень много учат. И я вот всегда чувствовал, что это не в коня корм. ГТРК, ясное дело, это не нужно. Частные СМИ уверенны в своей правоте и оригинальности. Все то, что я делал, оказалось востребовано именно здесь, на Коммерсанте. Я обнаруживаю, что на любой редколлегии могу четко сказать, что и как делать — лишь потому, что меня учили хорошие люди. «Коммерсант» действительно имеет шанс стать чем-то вроде BBC, с точки зрения авторитета. Но, естественно, для этого нужно инвестировать время, деньги, воспитывать сотрудников. Я немного этим занимаюсь, занимаюсь с молодыми репортерами. К сожалению, в России нет подчеркнуто объективной, полной, профессиональной традиции презентации информации, у людей нет бэкграунда, они должны иметь опыт, а не быть эрудированным Википедией. Личный опыт она точно не заменит.

— Вы хотите сказать, что современная журналистика неопытна, ей еще развиваться и развиваться?

— Знаете, в 90-е годы журналистика развивалась. Возьмем, к примеру, НТВ того времени, которое тогда было действительно лучшим телевидением, несмотря на то, что работало на МосГруппу. Это была талантливая журналистика. А потом, с приходом Путина в Кремль, была поставлена задача взять телевидение под контроль. В двухтысячном году интернет был игрушкой для нескольких людей, знавших английский язык, а телевидение, казалось, было всесильным. Например, Путина создали из ничего, за несколько месяцев он стал общенациональным героем. И он поверил, что если ты вышел из телевидения, как Афродита из морской пены, то надо взять эту пену под контроль. И ставят телевидение под контроль железобетонными методами, равняя всех под одну гребенку, вырубая индивидуальность, затачивая пропагандистскую машину. Это, простите меня, влияет. За десять-двенадцать лет журналистику во многом отодвинули туда, где она была в начале 90-х — конце 80-х.

Вот, что такое сегодняшнее ГТРК? К примеру, берете вы молодого человека из какой-нибудь Перми и говорите: «Вася, тебе 21 год, хочешь, ты будешь жить в Москве и получать пятьдесят тысяч рублей, но надо будет делать, что говорят?» Конечно, он говорит «да», ну, а кто же скажет «нет»? И с самого начала его ставят в определенные рамки, и, вырастая, он не знает ничего другого, этот несчастный парень. И к 26-27 годам вы имеете законченного циника, вдобавок не очень профессионального, абсолютно не способного к самостоятельному редакционному мышлению, потому что на протяжении нескольких лет у него был лишь набор допустимых тем. Сейчас этого продукта очень много, эта инфантилизация журналистики за последнее время приобрела чудовищные масштабы. Но её в какой-то мере заменяет интернет.

— То есть всему виной власть?

— Во многом, да. Потому что власть должна быть заинтересована во взрослом обществе. Власть должна быть ответственной и обладать базовым набором этических представлений о служении, что очень важно. Почему, например, после скандала с Financial Times господин Шувалов не подает в отставку, или господин Шойгу, у которого собственная дочь работает в его же министерстве, руководит подразделением? А глава шведской социал-демократической партии подала в отставку только потому, что она случайно оплатила партийной кредитной карточкой обед. Вот это из этой же категории. Если вы заинтересованы в гражданах как в вечных младенцах, тогда конечно, инфантилизируя СМИ, вы инфантилизируете все общество.

Интернет сломал эту блокаду. Начиная примерно с 2002 года и заканчивая 2009, в период расцвета Путинского контроля, было так — если человека нет в телевизоре, его с точки зрения страны не существует вообще. И это было очень выгодно властям, это было почти как создание новой реальности. Но, начиная с Химкинского леса, стало ясно, что есть настолько известные обществу вещи, на которые не обращать внимания – себе в убыток.

Интернет сломал ситуацию, в которой у государства была волшебная палочка по созданию повестки дня. И с этого момента началась революция, которую мы наблюдаем сейчас. Но с профессиональной точки зрения многое и много нужно восстанавливать. На власти же лежит большая часть вины. А обвинять людей лишь потому, что они чему-то не сопротивлялись, нельзя. Не все же академики Сахаровы, да и я и сам не герой.

— Рекламным лозунгом «Коммерсант-FM» является «Новости без цензуры». Подвергается ли радиостанция какому-либо прессингу со стороны власти, какой это прессинг и как с ним бороться?

— Подвергается. Обычно звонят владельцу, генеральному директору. У «Коммерсанта» не самая плохая позиция, по-моему, только мы и «Эхо Москвы» могут претендовать на создание какой-то традиции в российской журналистике. Репутация «Коммерсанта» защищает его в определенной степени, и начать сейчас разгонять «Коммерсант» — это такой скандал, на который власти не пойдут.

Звонят, говорят, жалуются на конкретные комментарии конкретных авторов. Обычно это как-то забалтывают, потому что «Коммерсанту» трудно предъявить претензии, — это фактическая журналистика. Комментарии «Коммерсанта» несут в себе лишь анализ информации и факты, это буржуазная радиостанция в хорошем смысле слова. Прямого приказа власть дать не может — будет скандал. Коммерсант умеет себя защищать, владелец заботится о репутации, которая для нашей элиты очень важна. А репутацию душителя свободы слова никто приобрести не хочет. А потому и владелец ведет себя очень и очень правильно. Коммерсант говорит такие вещи, на которых поймать нельзя.

Конечно, бывают неприятные ситуации, например, страшный гнев вызвало интервью с Саакашвили, точнее тот момент, когда он говорит, что «только очень странные люди будут проводить олимпиаду в Сочи». Вот эта фраза власть очень задела, но это же не мы придумали? Бывают моменты, когда мы делаем небольшие тактические отступления. Но пока мы умудряемся это давление как-то отжимать, может, потому что нынешняя власть очень слабая, она боится. Я думаю, что если издательский дом выдержал 2003-й — 2007-й год, когда Кремль считал, что всесилен, то все, что было после этого, уже не так страшно. Страшнее всего было именно тогда — пропало старое НТВ, ТВ-6, «Русская газета».

— Безграмотность журналиста зависит от поставленных ему рамок или же от собственной безграмотности?

— Второй вариант. Если человек хочет быть профессионалом, то он сам будет стремиться развиваться. К примеру, в «Коммерсанте» есть небольшая текучка кадров, но это не сравнить с тем же ГТРК. В «Коммерсанте» люди работают по 5-8 лет, освещая определенную область, накапливая тем самым опыт. Я же на «Коммерсанте» работаю в отделе коммуникаций. И вот меня пригласила провести семинар одна крупная телекомпания. Я позвонил корреспонденту «Коммерсанта», который занимается телекоммуникациями, чтобы подготовиться к семинару. Этот человек рассказал мне столько, сколько не знал руководитель компании, которую я пришел учить. Потому что любой человек должен накапливать информацию, знакомиться с экспертами, читать книги, заниматься самообразованием, это в его интересах. Чтобы объективно судить о происходящих событиях и интересно их объяснять, нужен глубокий бэкграунд. Это серьезная работа.

На этом наша беседа, к сожалению, оборвалась — у Константина Эггерта начинался эфир. А у нас впереди была еще небольшая экскурсия по радиостанции, в ходе которой мы, затаив дыхание, наблюдали за знаменитым «как это делается». Множество экранов, транслирующих новостные каналы, звуковые установки, мониторы, таблицы, сводки новостей, комната, в которой сотрудники радиостанции выходят в прямой эфир – завораживающая картина. Снимать, к сожалению, было нельзя. Мы послушали комментарий Константина Эггерта в прямом эфире, а потом тепло попрощались и с ним, и с радиостанцией «Коммерсант-FM».

Фото автора.