Ярослав Скворцов, декан факультета международной журналистики МГИМО, встретился с абитуриентами Московской школы журналистики им. Владимира Мезенцева в ДомЖуре.

— Что такое международная журналистика сегодня, какие стоят перед ней задачи?

Я закончил факультет международной журналистики МГИМО в далеком 1989 году, и тогда мы понимали, что международная журналистика — это жесткий сплав пропаганды, контрпропаганды и идеологии. В социологии есть такое понятие: мы – группа, и они – группа, у нас есть своя система ценностей, и у них — своя. Мы понимали, в чем наши отличия, в чем сильные и слабые стороны, как отвечать на критику и аргументированно критиковать контрагентов, или, как теперь принято говорить, наших партнеров.

Ситуация сильно изменилась, и международная журналистика сегодня – журналистика регионоведческая. Необходимо с первого курса влюбить студента в страну или в регион изучаемого языка, что, на самом деле, непросто. Каждый год мы набираем одну или две группы с экзотическими языками – например, датским, норвежским или польским. Поступившие на факультет международной журналистики МГИМО представляют себя будущими собкорами, например, во Франции, и вдруг им достается польский язык. Задача профессионала, влюбленного в Польшу и говорящего на языке этой страны, объяснить молодому дарованию, что это очень интересная страна, что человек, знающий, понимающий и любящий Польшу, становится очень востребованным в своей профессии.

— Трудно ли поступить на Ваш факультет?

— У нас очень большой конкурс; но когда абитуриенты меня спрашивают, какой же конкурс в этом году, я отвечаю: «Такой же, как и всегда – один к одному». Поступая на факультет журналистики, каждый абитуриент конкурирует только сам с собой,  со своей несобранностью, с неумением сделать хороший материал, интересно и умно ответить на вопрос экзаменатора, доказать, что он любит эту профессию. Доказывает тот, кто не расслабляется, умеет сконцентрироваться и поступает. Есть такой миф, что в МГИМО учится московская «золотая молодежь». На портале МГИМО вы можете посмотреть результаты набора на первый курс: москвичей в этом году  22-23%, в прошлом побольше – 27-30%. Ребята, которые приехали из провинции, оказались более мотивированными. Мы живем в Москве, нам никому ничего не надо доказывать, мы давно уже всем все доказали – это плохо. Никогда не надо расслабляться.

— Какие ошибки могут подстерегать молодого журналиста при освоении профессии?

— Моя мама, которой скоро 80 лет, дай Бог ей здоровья,  поначалу, когда я возвращался из какой-нибудь экзотической страны, спрашивала: «Скажи, пожалуйста, какие они – мексиканцы? Какие они — латиноамериканцы?» Это очень распространенный интерес аудитории к международной журналистике. Сначала я пытался найти какие-то типичные качества представителей той или иной страны, а потом понял, что я таким образом стереотипизирую сознание читателей. И я честно стал отвечать: «Они все разные – такие же, как мы». Когда журналист пытается нарисовать некую завершенную картину, он создает стереотип.

Что такое стереотип? Я столкнулся с интересным явлением: мои студенты первого курса – это состоявшиеся журналисты-международники, на втором они понимают, что еще можно поучиться, на третьем – что учиться надо будет долго, а на пятом курсе убеждаются, что надо будет учиться всю жизнь. Я веду мастер-класс экономической журналистики и говорю студентам: «Денежный агрегат вырос до рекордных размеров. Центробанк собирается предпринять такие-то шаги. Как вы считаете, этого достаточно или необходимо будет привлекать стабилизационный фонд?» Я вижу перед собой матерых аналитиков, взгляд которых выражает следующее: «Ладно, не понимаете – спрашивайте, мы Вам все расскажем». Тогда я достаю из кармана мандарин и говорю: «Ребята, это – ваша сегодняшняя тема». — «А в чем тема?» —  «Я вас спрашиваю, в чем тема». — «Да это же мандарин!» — «Это вы сказали, не я, расскажите мне про него». Рассказывают очень интересные истории: про мандариновую мафию из Абхазии, про то, что мандарин – это символ Рождества и Нового Года. Потом я бросаю этот мандарин тому, кто рассказал самую интересную историю. Он его ловит – а это… муляж. Секундная переоценка ценностей, и он говорит: «Зачем Вы меня обманывали?» — «Я Вас обманывал? Я задал вопрос: «Что это такое?», Вы мне про него рассказали, и что из этого является правдой? Ничего. Зачем Вы меня обманываете?» — «Ну я же не знал!» — «Когда журналист слышит какую-то тему, он должен в ней разобраться. В Вашем случае надо было встать и взять его в руки, укусить и сказать — «он мягкий и сладкий», понюхать и сказать — «он душистый», снять с него кожуру и сказать — «о, он с красными прожилками, и еще внутри есть косточки».  У вас стереотипизированное сознание, вы оценили предмет по трем критериям: размер, форма и цвет, а вкус, происхождение и т.д. вы оставили за скобками». «Плохая» журналистика занимается этим каждый день.

— Как, на Ваш взгляд, молодой журналист может избежать стереотипизированного сознания?

— Стереотип – это упрощение, а зачастую еще и искажение: упрощение очень часто ведет к искажению. Настоящий журналист будет каждый мандарин брать в руки, кусать, нюхать, мять – и доходить до сути. Ваша задача не в том, чтобы знать ответы на все вопросы – это дилетантизм; ваша задача – уметь придумывать интересные вопросы к любой теме и находить тех людей, которые могут дать содержательные ответы на вами придуманные вопросы. Если вы этим навыком овладеете – вы будете хорошими журналистами. Ваши вопросы обязательно должны быть интересными, если вы спрашиваете то, что вам неинтересно, ответы будут скучными.

— Зачем нам нужна такая «плохая» журналистика, которая не доходит до сути? Может, ее следует искоренить?

— Существует такое понятие, как «массовый спрос». Помните, у великого Б.Брехта в «Трехгрошовой опере»: «И мир остается миром». «Плохая» журналистика дает нам представление о том, что: а) я не самый плохой человек; б) я примерно понимаю, что в мире происходит; в) я не нуждаюсь в каких-то новых открытиях, и я не один такой. Это полезно, например, когда человеку нужно выйти из состояния стресса: «мир остается миром», «солнце всходит и заходит», трава растет, а потом желтеет, и в этом есть некий закон жизни. Журналистика, использующая стереотипы, эту мысль в человеке утверждает: «Не надо стремиться к чему-то сверхъестественному, и так комфортно». Программы, которые выходят у нас в прайм-тайме, — это программы о семейных ценностях, о добре, причем очень простом, например, наша программа-долгожитель «Поле Чудес». Вопрос не в том, чтобы искоренить, а в том, чтобы изменить пропорции между массовой и качественной журналистикой.

— Как изменилась журналистика с момента вашего прихода в профессию?

— В 1988 году, заканчивая учебу в институте, я пришел работать в «Литературный магазин», тираж которого за один год вырос с 3,5 до 7,5 миллионов экземпляров. В то время можно было услышать: «Знаешь, мне близка озабоченность «Литературной газеты» по поводу того, что казнь – это убийство и смертную казнь в стране нужно запретить». В социологии это называется «смыслопроизводящей функцией СМИ» — средства массовой информации формулируют и запускают в общественный дискурс какие-то темы. Сегодня такую ситуацию очень сложно себе представить.

— Какие СМИ вы читаете, слушаете, смотрите каждый день?

— Каждый день я читаю газеты «Коммерсантъ» и «Ведомости» в версии приложения для iPhone, стараюсь следить за газетой «Известия», в машине слушаю «Коммерсантъ FM» — «Новости за 15 минут», также смотрю итоговые выпуски новостей на Первом канале, на России и на НТВ. Получается очень репрезентативная выборка, таким образом я создаю себе правильное информационное поле, снимаю «информационную пеночку», ведь газеты – всегда новости вчерашнего дня. Из газет мы не узнаем новости, мы читаем газеты ради информации, ради подачи новости, ради того, что называется «информационный гарнир». Есть «основное блюдо», и к нему готовится «гарнир»: мнения экспертов, некоторый бэкграунд, ссылки и т.д.

— Есть ли СМИ, которым вы доверяете?

— Великий Владимир Егорович Яковлев, создатель «Коммерсантъ’a», мой кумир, под началом которого я работал, говорил, что в 1990 году он придумал в России словосочетание «журналистика факта». Учредителем «Коммерсанта» был кооператив «Факт». «Коммерсантъ» первые 10 лет своего существования проповедовал именно журналистику факта – факт в основе всего. Недавно В.Е. Яковлев сказал интересную вещь: «Сейчас в России журналистика факта умерла». Факты нам неинтересны, они сыплются на нас со всех сторон, нам интересно, кто нам эти факты сообщает.

Если говорить об авторитетном, или том медиа, к которому мы прислушиваемся безоговорочно, то для меня такого нет. У меня в ленте Facebook’а есть авторы, чье мнение для меня важно, их комментарии, оценки, подсказки помогают мне ориентироваться. Парадоксально, потому что это не СМИ – это некая произвольная выборка, однако при внимательном добавлении в ленту получается «идеальное» СМИ. А если говорить об официальных СМИ, то «Коммерсантъ», «Ведомости» и иногда «Известия». Из иностранных — это «Spiegel»  (я там работал), мне интересна его позиция.

— Вы работали так в наших СМИ, так и в иностранных. В чем разница между их работой?

— Я «ровно год поработал по профессии» (так шутят мои домашние) в московском бюро маленького баварского журнала, и каждые две недели посылал в Мюнхен 15-20 тем, интересных для нашего баварского читателя. Из них отбирали 4-5 и по каждой теме задавали 100 — 150 вопросов, возникающих у немецкого читателя. Слева — вопросы, а справа  — мои точные ответы, и я, как автор, не имел права ни один вопрос исключить. Таким образом, справа получался хороший плотный текст, который отвечал на все вопросы читателей. Варианты из серии: «Проснулся я сегодня и подумал: «Россия, куда же катишься ты?»» в иностранных СМИ не пройдут. Это – журналистика ответов на прямо поставленные вопросы. Немецкая журналистика – очень конкретная, очень въедливая.

В курсе  «Academic Writing» профессор из Indiana University приводила такой пример: если текст на английском языке, то журналист самым коротким путем идет от начальной точки А в конечную Б. В китайской журналистике по пути от А к Б захватывается большое поле. Большинство наших коллег идет из пункта А в Б с множеством лирических отступлений. Где же, как не в своем тексте, показать, что ты начитан, кино смотришь, на классические концерты ходишь? Вот в этом ответ на ваш вопрос.

— Влияет ли международная журналистика на международную политику, на отношения между странами?

— Очень сильно. Мы последнее время легко употребляем такие понятия, как «война», «фашизм» применительно, скажем, к Украине. А ведь в медиа давно идет очень жесткая война. Главы государств используют материалы, в том числе новых медиа, как некоторые факты и аргументы в дискуссии, не требующие дополнительных доказательств. Возникает важный вопрос: «Медиа – это инструмент в чьих-то руках или самостоятельный игрок?» В 2002 году я защитил диссертацию по социологии, которая называлась: «Печатные СМИ как актор социальных реформ в России», от английского «toact» – «действовать», то есть не просто передавать чьи-то мысли, трансформировать их, интерпретировать информацию в угоду кому-то, а действовать самостоятельно. Насколько СМИ действуют самостоятельно, выполняют ли они социальный, политический, идеологический заказ, или цель только одна – мнение читателей и их запросы, – это очень сложная тема.

— Как Вы относитесь к войне в Украине?

— Эта тема для меня очень больная. В пятницу в Москве простились с Андреем Стениным – это мой троюродный брат. Война прошла по моей семье. Если до этого момента я мог говорить о том, что, конечно… наверное, работая с информацией, нужно руководствоваться принципами «не навреди, не убий»… Когда ты хоронишь своего троюродного брата, некий диссонанс в голове происходит, потому что это уже не теория… Андрей был очень честным человеком. РИА «Новости» будет делать замечательный альбом его фотографий. У Андрея прекрасные работы, при том, что он – самородок, самоучка. Он начинал пишущим журналистом в газете «Родина», и когда его посылали с заданием написать текст, приносил фотографии, причем такие, что умные редакторы говорили: «Спасибо, это то, что надо». Поработав в таких авторитетных изданиях, как «Газета.Ру» и «Коммерсантъ» пишущим журналистом, Андрей сказал: «Словами всего не передашь», и купил себе подержанный фотоаппарат.  Его никто не учил делать фото. Это — талант.

— Как Вы считаете, уходит ли печатная журналистика в прошлое, уступая место телевидению и Интернету?

— Мой друг Глеб Черкасов, работающий в «Коммерсантъ’е», однажды сказал: «Культура чтения газет – это как курение сигар». На бегу перекурить сигару невозможно. Считается, что сигары, которые курил великий сэр Уинстон Черчилль, курятся ровно час. Появились сигареты, сигариллы, электронные сигареты – курить стало быстро, удобно. Но сигары не ушли в прошлое, они заняли свою нишу в разделе «luxury». Раньше люди ездили на лошадях, потом появились автомобили, самолеты, ракеты — но лошадей мы по-прежнему используем, например, на свадьбах или венских балах.

В середине XX века появилось массовое телевидение, и уже тогда говорили, что век газет закончился. Я держал в руках первый номер немецкой газеты «Bild» («Картинка», нем.): 4 полосы, 1 и 4 – одни картинки, а 2 и 3 – и картинки, и текст. «Bild» был попыткой создания новой газетно-журнальной журналистики, ответом телевидению – у нас будет много картинок. Прошло уже 64 года, а «Bild» по-прежнему выходит.

Если говорить о тех медиа-культурах, которые нам ближе, то такая тенденция существует. Тиражи печатных изданий сокращаются в США, Европе и во многом в России, но в Индии и Китае наблюдается рост печатных СМИ, что связано с ростом грамотности населения. Это тоже вопрос международной журналистики – тенденция не всегда одна и та же во всем мире. Новые технологические возможности не могут не оказывать влияния на уже существующие медийные институты, но говорить однозначно, что газеты умрут вообще, я бы не спешил.

— Трудно ли быть журналистом?

— Очень люблю фильм «Звезда пленительного счастья». Там есть момент, когда Раевский спрашивает у Волконского: «Ты замыслил такое дело, ты готов жизнью пожертвовать. А ради чего?» — «Доброе слово потомков». Я убежден в том, что честная журналистика обязательно нужна, неважно, любят тебя или не любят. Журналист, как и врач, тоже иногда делает обществу больно, чтобы потом стало легче. Любят ли тех людей, которые делают нам больно? Не всегда. Поэтому журналистом в России быть трудно.

Марина Бахарева,

ГБОУ СОШ № 1252 им. Сервантеса, 11 класс